Шестое чувство - Кара Уилсон
Слушая его горестный рассказ, Шерил будто окаменела — ни слова не могла вымолвить, ни рукой пошевелить. А ей так хотелось выразить свое сочувствие!
— Чудовищная несправедливость: все блаженство жизни было для меня заключено в одной тебе, а бедная маленькая Эстер, которая вскоре должна была расстаться с жизнью…
Едва ли осознавая свои действия, Шерил встала, молча подошла к Сидни, за руку отвела к дивану и усадила рядом с собой.
— С Эстер не обсуждали серьезность ее положения. Люди предпочитают утаивать от больных такие вещи. А она к тому же казалась слишком юной для своих двадцати четырех…
— Считаешь, что ей должны были сказать? — тихо спросила Шерил.
— Думаю, на самом деле она все знала, хотя тогда я не был в этом уверен, — пробормотал Сидни. — Подозреваю, что она просто не позволяла другим догадаться, что все понимает, такова уж была эта девушка. А со мной она и подавно не стала бы делиться. — Он зажмурился. — Через два дня после моего приезда в Крайстчерч родители Эстер пригласили нас с отцом на обед. Я впервые видел ее после того, как узнал скорбную новость. Все это казалось такой невероятной жестокостью, что я обнаружил полную неспособность вести себя естественно. Я был к ней гораздо внимательнее, чем обычно. После обеда мы вышли прогуляться в сад, и она спросила, встретил ли я уже хорошую женщину. Мы и раньше в шутку задавали друг другу подобные вопросы… — Он тяжело вздохнул. — Мог ли я рассказать ей о тебе? Да я себя чуть ли не виноватым перед ней чувствовал из-за нашего с тобой счастья! Вот я и брякнул, дескать, никого у меня нет, а она добавила: «Кроме меня». Я что-то пробормотал в ответ, до сих пор не помню что именно, но в результате, когда мы вернулись в дом, Эстер объявила своим родителям и моему отцу о нашей помолвке. Они были потрясены, естественно, но не настолько, насколько был потрясен я…
Мы все, кроме Эстер, разыгрывали нечто вроде праздника. Для нее одной это и было, возможно, настоящим праздником. Разве кто-нибудь из нас решился бы испортить умирающей торжество? Вот тут и позвонил мой дядя Чарлз, который ничего не знал о болезни Эстер. А поскольку она находилась здесь же и могла слышать каждое слово, ее отцу ничего другого не оставалось, как сообщить приятелю так называемые хорошие новости. — Сидни повернулся к Шерил, и она увидела в его глазах безумную мольбу. — Шерил, клянусь всем святым, мне и в голову не пришло… Да если бы знать, что Чарлз тотчас раззвонит об этой помолвке на весь свет, уж я бы нашел способ тут же перезвонить ему и все объяснить.
— Но ведь ты вернулся в ту же ночь, — сказала Шерил без всякого выражения.
— Ну да, вернулся! А что мне оставалось делать? Когда ты сказала, что происходит в отеле, что вы там празднуете мою помолвку, и повесила трубку… Можешь представить, что со мной было! Я почувствовал весь ужас своего положения и отчаянно рванулся к тебе. У меня была безумная надежда, что ты все поймешь… Что ты способна дождаться меня и выслушать мои объяснения.
Шерил осознала, что по щекам ее бегут горячие слезы и вытерла их тыльной стороной ладони. Конечно, она бы все поняла, конечно, она ждала бы Сидни хоть до скончания времен…
— Пожалуйста, милая, не плачь, — шептал он, нежно сжимая ее лицо в своих ладонях. — Я хотел рассказать тебе все, чтобы ты знала, что мои чувства к тебе неизменны. Умоляю, выслушай меня. Я люблю тебя. Ты меня слушаешь? Ты слышишь? — И он стал целовать ее заплаканное лицо. — Скажи, что веришь мне, веришь, что я любил и люблю тебя и только тебя. Скажи мне, скажи…
— Сидни, о, Сидни, — горестно прошептала Шерил. — Если бы знать, я ждала бы тебя столько, сколько понадобится. Но так по-дурацки все вышло… Я возненавидела тебя за то, что ты мне не поверил, вернее мгновенно, ничего не спросив, поверил в мою измену. Но разве я сама поступила не так же, сразу обвинив тебя в предательстве? Я вела себя так глупо, так мстительно… Не знаю, как можно любить такое эгоистичное создание, которое…
— Шерил, ответь же мне!
— Что? Что я верю в твою любовь?
— Да!
— Я верю тебе, верю! — От этих слов у нее перехватило дыхание, будто какое-то чудо воззвало ее к жизни. — И вот еще что…
— Нет, — тотчас прервал он ее. — Не сейчас, родная… Мы потом все обсудим, потом все решим…
— Ты хочешь, чтобы я подождала? Чтобы свое признание в любви я отложила на потом? — Теперь Шерил не замечала текущих по щекам слез. — Но я сейчас хочу сказать, что любила тебя, люблю и буду любить. — Она протянула руку и коснулась пальцами его щеки. — Я всегда любила тебя, всем сердцем, всей своей жизнью, всем, что во мне есть.
Сидни со стоном привлек ее к себе, уткнувшись лицом в изгиб этой хрупкой шеи, и его губы, касаясь нежной кожи, шептали жаркие слова любви. Потом слов не стало, они просто обнимали друг друга, и каждый желал, чтобы это никогда не кончалось.
Шерил чувствовала жар его дыхания, а потом послышался долгий, прерывистый стон, и кожа ее увлажнилась от слез Сидни. Она прижала его к себе и гладила по голове, как ребенка.
— Черт, с этим надо покончить, — простонал он, поднимая голову и улыбаясь сквозь слезы. — Даже если они и льются из-за тебя.
Глядя, как Сидни тыльной стороной ладони вытирает слезы, Шерил была крайне растрогана этим жестом, которым осушал слезы и ее сын.
— Кажется, вечность прошла с тех пор, как ты говорила мне, что слезы любви не постыдны, — усмехнувшись, сказал Сидни. — Ну вот, сама видишь, я так люблю тебя, что готов выплакать море слез. О, Шерил, как я люблю тебя!
Он неотрывно смотрел на любимое лицо. Шерил затаила дыхание, потрясенная сиянием устремленных на нее глаз.
