Шарон Фристоун - Власть женщины

— А-а, Каролина, — сдержанно произнес он. — Выглядишь ты действительно отлично.

Посторонний наверняка не заметил бы в его словах ничего обидного. Но для нее самой они прозвучали как оскорбление. Было очевидно, что комплимент сделан Рудольфом просто из желания угодить отцу.

— Будешь что-нибудь пить? Шампанское? — спросил он.

— Да, пожалуй, — ответила Каролина, стараясь выглядеть как можно более безразличной.

Рудольф раздал бокалы родителям, потом взял свой и последний, наполненный шампанским, и подал Каролине. На мгновение их пальцы соприкоснулись, и молодая женщина почувствовала, как по ее руке растекается приятное тепло.

— Спасибо, — пробормотала она, набрала в легкие побольше воздуха и добавила:

— Я хочу поговорить с тобой, Рудольф.

Родители опять увлеченно болтали, поэтому не воспользоваться моментом было бы непростительно. Другого Каролине могло и не представиться.

Рудольф грациозно опустился на диван рядом с ней и непринужденно откинулся на мягкую спинку.

— Я весь внимание, — бросил он.

— Я должна извиниться перед тобой за… — начала говорить Каролина.

Рудольф махнул рукой.

— За что бы ты ни собиралась извиниться, считай, что я тебя простил, — сказал он. — И давай закончим разговор. Все это больше не представляет для меня интереса.

То есть, я больше не представляю для тебя интереса, подумала Каролина, чувствуя себя жутко униженной.

Ужин был кошмарным. Рудольф беседовал со всеми добродушно и с охотой, со всеми, за исключением Каролины. Ей он тоже улыбался, но смотрел на нее холодно и неприветливо.

Каролина вздохнула с облегчением только тогда, когда после еды из столовой все вновь перешли в гостиную. Ее радость продолжалась недолго. Выпив еще по бокальчику вина, родители заявили, что перед сном они желают прогуляться.

— Рудольф, тебе лучше прекратить пить! — воскликнул Отто. — Каролина, будь добра, проконтролируй его!

Когда все трое удалились, Рудольф разразился резким неприятным смехом.

А успокоившись, уставился на гостью странным взглядом. На протяжении целых трех месяцев он не мог найти покоя. Стал чрезмерно много выпивать, шел при каждой возможности на риск, с головой окунулся в занятия экстремальными видами спорта.

Он был не в состоянии нормально спать, нормально работать, этому мешали нескончаемые мысли о ней, об этой колдунье, этой чертовке. А она сидела сейчас перед ним, спокойная и безразличная, и выглядела так, будто за то время, что они не виделись, не пережила ни одной бессонной ночи.

— Папа хорошо пошутил! — Рудольф усмехнулся. — Попросил, чтобы ты обо мне позаботилась, проконтролировала меня! Если бы он только знал, что три месяца назад я по твоей милости чуть не отправился на тот свет.

— Но ведь я попросила прощения… — смущенно заговорила Каролина, вновь чувствуя прилив стыда за свои идиотские поступки. — А еще мне следует сказать тебе огромное спасибо…

Рудольф окинул ее изучающим взглядом.

Нет, подумал он. Одним спасибо тебе не отделаться. Слишком много неприятностей мне пришлось из-за тебя пережить.

— Значит, ты собираешься меня поблагодарить… Что ж, я не против, — лениво протянул он, поднялся с дивана и посмотрел Каролине прямо в глаза. — Но торчать здесь мне не хочется. Особенно, если больше нельзя пить. Пойду в свою спальню. Ты знаешь, где она находится.

Не добавив больше ни слова, он неторопливо вышел из гостиной, небрежно хлопнув дверью.

Ему следовало бы радоваться — Каролина опять была здесь. Но он испытывал настоящую ярость. Вряд ли она решилась бы прийти к нему в комнату: между ними уже ничего не могло произойти. Ее появление лишь разбередило начинавшие заживать раны на его сердце.

В первый момент Каролина не могла ни двигаться, ни мыслить — была так сильно потрясена его поведением. Он не пожелал ей спокойной ночи, не сказал элементарного «пока». Обошелся с ней, как с ничтожеством.

Постепенно ее негодование стихло. И она взглянула на ситуацию с другой стороны.

Рудольф был гордым и чрезвычайно занятым человеком. Тем не менее нашел время, не пожалел никаких денег, чтобы спасти ее жизнь и ее репутацию. К тому же вел себя на удивление терпеливо.

Она, в свою очередь, придиралась к нему на каждом шагу, оскорбляла, при всем при этом наслаждаясь его ласками.

Его нынешние выпады были вполне понятны. Он чувствовал себя оскорбленным, считал, что она не оценила по достоинству его заботу, его героизм.

А у нее так и не получилось сказать ему все, что следовало. Поэтому она откинула в сторону гордыню и страх, медленно поднялась с дивана, собралась с духом и решительными шагами вышла из гостиной.

11

У Каролины слегка дрожали руки, когда она открывала дверь в комнату Рудольфа.

Он стоял у окна, спиной к ней, расправив широкие плечи.

На кровати валялся пиджак. Было сразу понятно, что, швыряя его, Рудольф пребывал в весьма скверном расположении духа.

— Рудольф, — едва слышно пробормотала Каролина.

— Ты все же пришла, Кэрри, — хрипло произнес он и повернулся к ней лицом. — Но для чего?

На протяжении всего этого времени единственной его мечтой было заключить ее в свои объятия и предаться пылкой страстной любви. Сейчас же в его усталой голове не промелькнуло и мысли о сексе. Она стояла перед ним, растерянная и беззащитная, и старательно пряча взгляд. Ему захотелось прижать ее к своей груди и утешить.

— Я обязана, как следует… Перед тобой извиниться, — пробормотала Каролина, заставляя себя посмотреть Рудольфу в лицо. Его волосы были растрепаны, а рубашка наполовину расстегнута. И он смотрелся невероятно соблазнительно.

Неожиданно слова, которые она готовила для разговора с Рудольфом целых три дня, улетучились из ее головы. Ей стоило невероятных усилий, чтобы напрячь память и не концентрировать внимание на том, как он выглядит. И продолжить свою речь.

— Вероятнее всего, ты совершил столь благородный поступок не ради меня, а из уважения к нашим родителям, — сказала она. На придумывание этой вступительной фразы три дня назад у нее ушло минут двадцать. — Но это не важно. Поверь, я понятия не имела, что находится в той посылке, которую по поручению Олдриджа передала Бастиани. Моя вина состоит в том, что я не задумалась о необычности задания. И не насторожилась, когда получила неожиданный двухнедельный отдых. — Она вздохнула. — В свое оправдание я могу сказать лишь одно: на протяжении долгих месяцев я работала с мистером Фрэнтом, истинным джентльменом, человеком благородным и честным. Поэтому и решила, что Олдридж должен быть таким же.