Кэтрин Спэнсер - Сокровище по имени няня
— Должно быть, трудно такое принять.
— Нет. У меня замечательные приемные родители. Им с большим трудом удалось получить меня, и они ни минуты не сожалели о своих жертвах. Я обожаю их обоих. Они окружили меня любовью, надежностью — всем, что нужно ребенку.
— Какие жертвы? Или они хотели усыновить ребенка, или не хотели.
— Им обоим было больше сорока. Их считали слишком старыми, и они не могли взять ребенка обычным путем. Поэтому им пришлось заплатить частному агентству, чтобы им нашли ребенка, которого они возьмут в дом и будут любить.
— Ты имеешь в виду, что они купили тебя?
— Если хочешь, называй это так. — Ее возмутил его тон. — Но я предпочитаю думать по-другому. Они так сильно хотели взять меня, что убрали с пути все помехи, стоявшие между нами.
— Как и ты убрала все помехи, отделявшие тебя от Тома. — Пирс поставил в духовку трубочки с таким видом, будто и ее тоже с удовольствием бы всунул туда.
— Я не намерена терпеть оскорбления в адрес моей семьи.
— Правильно. — Он помолчал. — Не должна. Прошу прощения. Но ты говоришь, что до недавних пор не знала, что у тебя есть сестра. Мне это кажется странным. Трудно поверить, что четырехлетний ребенок однажды утром проснулся и не заметил, что его семья исчезла. Мы оба знаем, что Том определенно помнит и мать и отца.
— Конечно, у меня есть обрывочные воспоминания, — согласилась Николь, сев на высокую табуретку и потягивая вино. — Я помню женщину, которая, как я предполагаю, была моей родной матерью. Смутно помню ее голос, озабоченный и тонкий. И еще неясную картину, как она стоит у кухонного стола и отбрасывает с лица волосы. А однажды я проснулась в маленькой темной комнате, и кто-то всю ночь плакал.
— Арлин?
— Или наша мать. Ей было всего шестнадцать лет, когда я родилась. Сама еще ребенок.
— Ты никогда не слышала о ней потом?
— Ни слова. До августа прошлого года. — Николь спрыгнула с табуретки и прошла к обеденному столу в столовой. Там лежали разбросанные бумаги, которые привезла Луиза. Николь вытащила из-под них потрепанный конверт. — Когда мне исполнилось двадцать девять лет, в день рождения, родители дали мне большой пакет, в котором хранились все детали моего удочерения. Они считали, пусть он будет у меня. Чтобы я могла познакомиться с подробностями, если почувствую, что готова. Они долго спорили, не лучше ли оставить его мне в завещании. Но потом решили отдать, пока они живы. Ведь только они, если у меня появятся вопросы, могут ответить на них.
Все это время Пирс возился в кухне, готовя на скорую руку обед, который пах удивительно вкусно. Когда она замолчала, он перестал помешивать суп и обернулся. Николь стояла на пороге с маленьким конвертом в руке.
— Да? И что же ты обнаружила?
— В основном сообщения адвокатов о ходе удочерения и копии докладов работников социальных органов, признавших моих родителей соответствующими требованиям. И еще это.
Пирс смотрел, как она вынула из конверта две бумаги и положила на кухонный стол.
— Вот, — Николь разгладила морщинки на линованном листе, вырванном из старой тетради для школьных упражнений, — письмо моей родной матери. Одна из двух вещей, которая мне осталась от нее. И вторая, — она любовно дотронулась до потемневшей старой любительской фотографии, — снимок двух маленьких девочек, которые, держась за руки, стоят в высокой траве залитого солнцем сада.
Словно не желая показать свое любопытство, Пирс с минуту поколебался, потом положил ложку, подошел к столу и встал рядом с Николь. Но не так близко, чтобы коснуться ее.
— Могу я посмотреть?
Она пожала плечами. Пирс взял снимок. Долго рассматривал сначала девочек, одну светленькую, другую темную, потом обшарпанный дом позади и покосившуюся веранду, висевшее на веревке белье. Затем он перевернул фотографию и на обороте прочел: «Николь и Арлин. Южная Дакота, июль».
— У нее мало чего было, правда? — Пирс перевел взгляд на Николь. Первый раз она заметила в голубых глазах тень сочувствия.
— Да. Но она бросила и то, что имела. Хочешь прочесть письмо?
— Я?.. — Он поднял руку, вроде бы для того, чтобы пригладить ей волосы или каким-то другим прикосновением успокоить. Но быстро передумал и вернулся к плите помешивать суп. — Я занят. Прочти ты.
— Хорошо. — Николь взяла горькое, безнадежное послание, которое знала наизусть. Со всеми грамматическими ошибками и своеобразной пунктуацией. — Здесь нет даты. Оно начинается так: «Я отдаю своих малышек, потому что они ничего не добьются, если останутся в этой адской дыре, а не в городе. Мне двадцать лет, муж ушел от меня к другой женщине. У меня нет ни денег, ни образования. Мне надоело, что люди смотрят на меня с жалостью и оставляют на веранде пакеты с едой. Будто боятся, что я сама не накормлю моих девочек. Или не знаю что. Я хочу уехать и начать заново там, где никто меня не знает. Хотя я и люблю их, но знаю, что без меня им будет лучше. Социальные работники уверены, что отдадут их в хорошие дома. Подписываюсь: Сьюзен Мэри Литтл».
— Ох, Боже мой! — пробормотал он, потрясенный.
Николь не приняла его жалости.
— Не буду докучать тебе, рассказывая о своих чувствах, когда я прочла письмо первый раз. Достаточно сказать, меня ошеломило, что где-то у меня есть сестра. Мы, родные души, выросли, не зная друг друга. А могли бы быть подругами, делить радость и боль. И я твердо решила, что не потеряю больше ни года. Я найду ее.
— Как отнеслись к этому твои родители?
— Письмо матери, о котором они тоже не знали, потрясло их, как и меня. Они все прекрасно поняли и помогали, чем могли. Их ужасно огорчило, что двух малышей оторвали друг от друга. Тем более, что они с радостью взяли бы обеих девочек. Вскоре я узнала, что Арлин забрала супружеская пара, которая хотела взять девочку младше четырех лет. Чем старше ребенок, считали они, тем длиннее история его жизни и больше сложностей. Четырехлетней трудней найти дом, поэтому моим родителям, несмотря на их возраст, отдали меня.
— Странно, но Арлин редко вспоминала своих приемных родителей, — заметил Пирс. — Они даже не потрудились приехать на похороны и не проявили интереса к Тому.
— Она не была близка с ними, и я могу понять почему. Когда я приехала, они отказались помочь мне найти ее. Заявили, что она всегда была трудным ребенком. И, мол, никогда как следует не отблагодарила их за то, что они взяли ее. Они вроде бы очень обижались, что она предпочла выйти замуж и уехать в Орегон. Потому что они надеялись, что Арлин останется и будет ухаживать за ними в старости. Судя по всему, только ради этого они и взяли в свое время ребенка.
— Милостивый Боже, неудивительно, что она не часто вспоминала их! Как тебе удалось найти ее следы?
