Вайолетт Лайонз - Любви зыбучие пески

Вдруг Роберто осознал, что слишком откровенно говорит о ее матери, и ему стало больно и обидно за жену. Взглянув, украдкой на Кейт, он заметил, что ее красивые темно-зеленые глаза подернулись грустной поволокой.

– Прости, что я…

Но она не дала ему закончить фразу и, резко тряхнув головой, сказала:

– Пусть вся эта история с моими родителями тебя не волнует! И, пожалуйста, не думай, что я питаю какие-то иллюзии в отношении моей матери. Она бросила меня, когда я была еще совсем ребенком… и я знаю, что эта женщина очень плохо относилась к моему отцу.

– В суде она потребовала от него половину всего его состояния, – напомнил ей Роберто. – Это стало началом его последующих финансовых трудностей. По существу, ему так и не удалось выпутаться из денежных тисков, в которые его загнал развод с твоей матерью. Потеряв жену, он потерял и свой бизнес. Его дела стали давать заметный сбой, и, в конце концов, никто уже не смог уберечь его от банкротства. Единственное, что я смог предпринять, это выкупить его фирму, причем выкупить по цене гораздо более высокой, чем она того стоила, а потом сразу же списать ее…

– Да, насколько я понимаю, вся эта катавасия обошлась тебе в кругленькую сумму. И ты сделал все это ради меня, не так ли? – спросила она. – Только ради того, чтобы я вышла за тебя замуж. Надеюсь, я стоила этих затрат?

– Не только этих.

Наклонившись вперед, Роберто с громким стуком поставил выпитый бокал на ночной столик и задумчивым и одновременно счастливым голосом произнес:

– Ты стоишь гораздо большего!.. Я, кажется, стремился к тебе всю свою жизнь. Я пробовал отвлечься от тебя с другими женщинами, но из этого ничего не получалось. Ты всегда стояла перед моими глазами, и, по-моему, я даже чувствовал, ощущал тебя в своей крови. Я жаждал тебя денно и нощно, и эта жажда никогда не проходила.

Господи! Он хотел ее, все время хотел. Жаждал ее денно и нощно. И даже чувствовал ее в своей крови. Это были слова, которыми он выражал свое сексуальное желание. Слова похоти, которая – она точно знала это – обуревала его.

Но где были слова, которых она ждала от него в первую очередь? Где были слова любви? Где было это признание в глубоком чувстве привязанности, которое соединило бы их на всю жизнь? Их и их ребенка. Ребенка, которого она сейчас вынашивала и о котором не могла забыть ни на минуту.

Без этих глубоких чувств она оказалась бы в доме Роберто просто в положении рабыни. Рабыни, которую купил жаждущий ее мужчина в счет долгов своего делового партнера – Уолтера Хиллза, ее отца.

– Итак, – сказала Кейт, – когда ты узнал, что я забеременела от Мартина, тебе это оказалось на руку. У тебя появилась великолепная возможность навязать мне брак и таким образом получить то, чего ты так долго и сильно хотел, чего добивался. При этом ты подбросил мне приманку – обещание вытащить из финансовой трясины моего отца, чтобы я не могла тебе отказать.

Темно-зеленые омуты ее глаз вплеснулись в темную бездну его взгляда, и, к своему ужасу, она обнаружила в этой бездне нечто, что заставило болезненно шевельнуться ее душу. Кейт заметила в его глазах блики вины. Тени замешательства, смущения. Смущения из-за того, что он сделал, как поступил с ней. И из-за того, что она распознала, расшифровала его тактику. А она-то надеялась, что он опровергнет ее слова.

– Не удивительно, что ты понял ошибки моего отца, Роберто. И сейчас ты просто-напросто повторяешь их, пытаясь купить меня и мои желания, вкусы, увлечения. – Она бросила на него безжалостный, уничтожающий взгляд. – Скажу тебе прямо, маридо мио, муж мой: со мной эта тактика не пройдет! Человека не купишь, если он не хочет оставаться с тобой. Любовь не признает взяток!

О, Роберто! Дай мне отпор! Пожалуйста, скажи же хоть что-нибудь против моих доводов! – беззвучно молила она. Ей казалось, что она использовала все резервы своего рассудка, весь его потенциал, чтобы побудить Роберто к действию, вызвать его на жесткий, но справедливый поединок, чтобы он переубедил ее, доказал ей, что она не права. Ей хотелось услышать от него аргументы, которые, может быть, будут далеки от ее точки зрения, но абсолютно верны и неотразимы. Возможно, из этих аргументов выяснилось бы, что его чувства к ней уходили корнями в более глубокую почву, а не просто в постель? Она не потребовала бы от него даже произносить слово “любовь”. Она могла и подождать. Только бы он дал ей хоть что-нибудь. Хоть самую малюсенькую надежду, за которую она могла бы уцепиться. И, может быть, даже удержаться.

Но он не давал ей абсолютно ничего. Роберто молчал. И его молчание шокировало, удручало, пугало. Он заставил ее, как черепаху, просто куда-то тащиться, тащиться и тащиться. Куда, зачем, во имя чего? Нет, все было бессмысленно. Только еще больше напрягались нервы, еще сильнее мытарилась душа, еще тяжелее становилось на сердце.

Он заставил ее ждать и просто наблюдал за ней. Тяжелые, плотные веки нависли над его темными глазами, жесткие челюсти превратились в каменные тиски, выражение лица стало безучастным, аморфным.

Только молчание. Немая тишина.

Но наконец Роберто шевельнулся, сделал какое-то движение. И какое! Он так резко поднялся с места, что Кейт едва не свалилась с подлокотника кресла, на котором сидела рядом с ним.

Да, он поднялся и пошел прочь от нее. Он уходил, как в тот вечер, когда они чуть было не расстались навсегда в библиотеке ее дома. И вдруг, как раз в тот момент, когда она готова была окликнуть его и попросить остаться и поговорить с ней, сказать ей хоть слово, хоть полслова, он остановился и повернулся к ней.

И в тот же момент она пожалела, что он передумал и не покинул ее. Потому что в его лице не было света, тепла и нежности. Потому что оно выражало лишь отчужденность, непреодолимую душевную дистанцию между ними, и потому что от него веяло холодом. Причем холодом настолько пронизывающим и безжалостным, что у нее даже на расстоянии начала стынуть кровь в жилах, и от страха по телу побежали колющие мурашки.

– Скажи мне что-нибудь хорошее, – очень спокойным голосом попросил ее Роберто, и Кейт от такой неожиданной перемены в тоне его голоса, в его настроении совсем перестала что-либо понимать. Казалось, он хотел поговорить с ней о погоде или о ценах на рыбу – о чем угодно, но только не о том, что они так долго и тщетно обсуждали, не об их мучительных, странных, непонятных отношениях. – Например, – добавил он, – о нашей жизни на острове… О том, как мы купались и гуляли, и наслаждались обществом друг друга… Помнишь, когда мы устроили пикник на берегу в Порто-Кристо, и ты рассказывала о своих впечатлениях?

– И тогда я сравнила свою жизнь на вашей вилле с жизнью в тюрьме…