Аманда Мэдисон - Ты самый лучший

— Возможно, твой первый брак оказался неудачным, но твои родители были счастливы вместе.

— Мама могла бы сделать карьеру. Вырваться из этого финского захолустья и стать настоящей примой сцены.

— Думаю, ей было бы сложно одновременно выступать, быть с твоим отцом и растить детей.

— Именно! — Гвендолин покачала головой. — Ты можешь сейчас думать иначе, но в конце концов я окажусь не той, которая тебе нужна. И ты попытаешься изменить меня. Это случается сплошь и рядом. Люди влюбляются в какую-то одну черту в человеке, но скоро этого становится мало… — Она замолчала.

Нараян Бахадур долго и молча разглядывал ее, потом поднялся и потянул ее за руку.

— Идем.

Они прошли по нескольким темным коридорам и скоро оказались перед большой арочной дверью, покрытой удивительно изящной резьбой. Нараян Бахадур толкнул ее, и глазам Гвендолин открылась огромная, освещенная свечами комната с кроватью посередине.

— Где мы? — чуть дрожащим голосом спросила она, оказавшись внутри и округлившимися от изумления глазами наблюдая, как принц запирает дверь.

— В моей спальне.

Нараян Бахадур прижал ее к стене, провел пальцами по коротким блестящим волосам.

— Я хочу тебя. — Его голос потряс ее своей искренностью и откровенным, неприкрытым желанием. — Ты можешь довериться мне, дорогая, я не разочарую тебя.

Гвендолин тяжело задышала, борясь с подступившими слезами. Нараян Бахадур говорил об Освальде. Он помнил ее рассказы об ужасной жизни, которую вела Беатрис, и не понимал, что разговаривает с другой женщиной! По сравнению с испытаниями, выпавшими на долю младшей сестры, то, что пришлось пережить самой Гвендолин, казалось детским праздником на лужайке. Ее жизнь была несложной и относительно приятной.

Но ей не удалось сдержать натиска эмоций. Гвендолин нравилось чувствовать его грудь своей, нравилась сила его рук, бедер и ног. Он был крепким и твердым — почти таким же, как стена, — и ей нравилось быть пойманной в его объятиях, отгороженной от всего окружающего мира.

Она подняла голову и приоткрыла губы, желая вкусить сладость его поцелуя.

Желая наконец-то вкусить сладость его любви, когда он возьмет ее. О да, она сильная женщина, очень сильная и целеустремленная, и все же, несмотря на все это, отчаянно желает слиться воедино с другим человеком. Именно с ним.

Нараян Бахадур поцеловал Гвендолин, накрыв ее рот своим, положив руки по обе стороны ее головы так, что его тело легко коснулось ее, заставив томиться по следующему прикосновению, по более тесному контакту. Она изо всех сил прижалась к его могучему торсу, выдвинула бедра и вздохнула от удовольствия и предвкушения, ощутив упругую твердость внизу его живота.

Он поднял голову, прервав поцелуй, кривовато усмехнулся и спросил:

— Неужели все мужчины испытывали к тебе то же, что и я сейчас?

Затем провел пальцами по ее шее, по плечу, по ключице и устремился к высокой груди.

— Что именно?

— Словно больше жить не могут, без тебя. — Нараян Бахадур накрыл ладонью левую грудь, спрятав в ладони напрягшуюся ягоду соска. — Словно жизнь без тебя не имеет никакой ценности.

Гвендолин тяжело сглотнула, пытаясь думать, когда все ее тело таяло от наслаждения, посылая в мозг противоречивые сигналы. Желание, жажда… Как сложно сосредоточиться, когда находишься рядом с таким мужчиной.

— Не думаю. Нет. Скорее всего, нет.

— А как же тот, которого ты любила тогда, много лет назад? Как его звали?

Он ласкал ее грудь, пальцы играли с соском. Нечеловеческим усилием воли она встряхнулась, заставила себя собраться с мыслями.

— Герберт?

— Да, он.

Гвендолин едва не задохнулась, когда Нараян Бахадур прислонился к ней и раздвинул коленом ноги. Она ощутила сильное давление у самой чувствительной точки и упала бы от головокружения, если бы он не держал ее.

Она чувствовала себя обнаженной. Жар его кожи опалял ее, заставляя стонать и извиваться. Нараян Бахадур продолжал ласкать руками не только ее грудь, но талию, бедра и снова грудь так, что ей уже казалось — сейчас она вспыхнет и сгорит дотла в пламени его страсти.

Он пальцами покатал сквозь ткань платья твердую изюминку соска, и Гвендолин задрожала, мечтая только об одном — чтобы он взял ее в рот. Он бедрами прижимал ее к стене, не давая двинуться, и каждое касание заставляло ее содрогаться от предвкушения и удовольствия.

Гвендолин ощущала его жар и силу всем своим телом и беспомощно выгибалась навстречу. Ей было нужно больше, много больше, чем прикосновение его рук и даже губ к тоскующей по эротическим ласкам груди. Она хотела, чтобы он трогал ее обнаженную кожу везде — на животе, на бедрах, между ног. Обхватив его руками, Гвендолин попыталась притянуть его ближе.

— Задуй свечи, — умоляюще прошептала она ему на ухо. — Задуй и давай скорее будем вместе.

Он уступил мольбе, подвел к кровати и принялся неторопливо раздевать ее в темноте, долго и медленно снимая каждый предмет, хотя их было так мало. Всего только тонкая ночная рубашка и самое простое покрывало поверх нее. Но в темноте, пока Нараян Бахадур медленно исследовал руками ее тело, Гвендолин чувствовала себя одетой в роскошные одежды из драгоценных золотых и серебряных нитей, сплетенных в тончайшую паутинку.

Она молчала. Он тоже не произносил ни слова. Нараян Бахадур касался ее со спокойной уверенностью мужчины, обладающего всем временем мира. Он получал удовольствие, мягко поглаживая ладонями упоительные изгибы ее роскошного тела. Его губы следовали за пальцами, пробовали мягкость, жар, гладкость женской кожи.

Но когда он опустился на колени у ее ног, Гвендолин отступила на шаг.

— Нет, только не это! — запротестовала она. — Пока еще нет. Пожалуйста!

Он поцеловал внутреннюю сторону ее бедра.

— Нет, я и не делаю этого. Пока еще нет.

Гвендолин почувствовала его улыбку и улыбнулась в ответ. Она уже так хорошо знала Нараяна Бахадура, что могла отчетливо представить его удовольствие, смешанное с толикой удивления, блеск его черных глаз. Его терпение и уверенность не знали границ.

Не поднимаясь, Нараян Бахадур продолжал обследовать пальцами ее ноги, от округлых ягодиц до колена и все дальше вниз, к стройным лодыжкам, высокому изгибу ступни, тонким длинным пальцам.

Гвендолин содрогалась и задыхалась, упиваясь исключительной утонченностью ощущений. Она чувствовала, как каждый нерв, каждая клеточка ее тела проснулись и запели, с нетерпением ожидая продолжения.

Неожиданно Нараян Бахадур поднялся и быстро сбросил с себя одежду, потом притянул Гвендолин в объятия, позволив их обнаженным телам соприкоснуться, но лишь на миг, словно бы случайно.