Элеонора Глин - Причуды любви

— Вы получили дурные известия?

Зара обернулась к нему, и он понял, что она почти не слышала его.

— Что? — бессознательно спросила она, но затем, спохватившись, ответила: — Нет, ничего дурного, но мне нужно кое-что обдумать.

Таким образом, она не удостаивала его своим доверием. Почувствовав это, Тристрам снова замкнулся в себе, стараясь не замечать ее.

Когда они приехали на вокзал, он вдруг увидел, что Зара направилась в телеграфное отделение.

Он остановился и, поджидая ее, раздумывал над ее поступками. Ясно было, что она не хотела, чтобы кто-нибудь знал о содержании ее ответа на телеграмму, потому что в противном случае могла бы передать телеграмму Хиггинсу, который ждал их у дверей купе.

Через несколько минут она возвратилась и сразу заметила по выражению лица Тристрама, что он недоволен. Однако ей не пришла в голову мысль, что его недовольство могло быть вызвано таинственной телеграммой, она подумала, что он сердится за то, что из-за нее они могли опоздать, и потому поспешила сказать:

— Времени еще много.

— Конечно, — сухо ответил он, идя рядом с ней к вагону, — но леди Танкред совершенно незачем самой продираться сквозь толпу, чтобы сдать телеграмму. Это отлично мог бы сделать и Хиггинс.

И Зара с неожиданной покорностью ответила.

— Извините.

На этом инцидент закончился, но неприятное впечатление осталось.

Тристрам даже не делал вида, что читает газету. Он сидел, прямо глядя перед собой, и его красивое лицо хмурилось. И всякий, кто хорошо его знал, заметил бы, что у него было совсем другое выражение, чем неделю тому назад.

А Зара сидела в своем кресле и делала вид, что читает. Но стоило только взглянуть в ее выразительные глаза, чтобы увидеть, что она притворяется.

Но вот прошли и эти неприятные часы, супруги приехали в Кале и взошли на пароход.

Тут Зара опять забеспокоилась и, пройдя на нос парохода, попросила Хиггинса узнать, нет ли для нее телеграммы, адресованной на пароход. Но телеграммы не оказалось, и Зара пошла обратно в каюту.

Тристрам теперь даже не пытался играть роль молодого мужа. Позаботившись об удобствах Зары, он тотчас же оставил ее и все время переезда провел на палубе.

Когда прибыли в Дувр, Зара снова стала проявлять беспокойство, но им подали телеграмму, только когда поезд уже тронулся и Тристрам, принимая ее, не мог не заметить, что адрес был, очевидно, написан иностранцем. И опять в его душе появилась уверенность, что это «тот самый проклятый человек».

Тристрам, наблюдая за Зарой, пока она читала телеграмму, увидел, что на лице ее появилось выражение облегчения; когда же она оставила раскрытую телеграмму на столе, он, взглянув на нее, увидел подпись «Мимо».

«Мимо! Значит, так зовут этого негодяя!» Что было делать? Ведь они, в конце концов, не муж и жена, а поскольку у Танкреда не было никаких доказательств, что его имени грозит бесчестье, он не мог ни жаловаться, ни что бы то ни было выпытывать.

Тем не менее его мучили ревнивые подозрения. Тристрам вспомнил, что хотя он отказывался от каких бы то ни было сведений о своей будущей жене, Френсис все-таки сказал ему, что она была раньше безукоризненной женой, несмотря на то, что ее муж представлял собой отвратительное животное. Тристрам хорошо знал Маркрута и не сомневался в его безукоризненной честности. Значит, если в жизни Зары скрывалась какая-то тайна, то Маркрут этого не знал.

Но была ли тайна? Ее трудно подозревать — у нее такой гордый и благородный вид. Но ведь и благороднейшие женщины пускаются на ухищрения, когда любят. И при одной этой мысли Тристрам вдруг вскочил с места к изумлению Зары.

Затем он сообразил, как глупо с его стороны мучиться воображаемыми несчастьями, когда перед ним сидит эта живая статуя. И вдруг понял то, о чем раньше ему приходилось только читать, — как человек, страстно любящий женщину, может убить ее.

А Зара, успокоенная телеграммой: «Сегодня ему гораздо лучше», опять вернулась к тем мыслям, которые в последнее время всецело завладели ею — к мыслям об ее муже…

Она раздумывала над тем, почему лицо его так сурово? Его благородные черты были точно изваяны из мрамора. Это был самый прекрасный тип, какой только могла произвести нация, и Зара радовалась, что она сама наполовину англичанка. Тонкие черты лица Тристрама в то же время выражали силу, и весь его облик дышал свежестью и здоровьем. Такими, наверное, были юные греки, занимавшиеся физическими упражнениями в гимназиуме в Афинах, думала она.

Зару вдруг охватило неведомое ей раньше томительное чувство, и если бы Тристрам, вместо того чтобы смотреть в пространство, заключил ее сейчас в свои объятия и поцеловал, остальная часть этой истории не была бы написана.

Но момент был упущен, и Зара подавила в себе зачатки чувства любви, а Тристрам наконец справился со своими подозрениями; внешне невозмутимые, они вышли из поезда на вокзале Черинг-кросс, и таким образом закончилось это замечательное свадебное путешествие.

ГЛАВА XXI

«Духовные щупальца» Френсиса Маркрута, которыми он так гордился, подсказали ему, что между молодыми супругами происходит совсем не то, на что он рассчитывал. Зара, за прошедшую вдалеке от дома неделю, приобрела еще более величественный вид, чем она, впрочем, была обязана и своим превосходным платьям, а Тристрам держал себя сухо и надменно. При этом оба были неестественно спокойны и сдержанны. Но так как финансист не привык сомневаться в своих выводах, основанных на здравых рассуждениях, он не слишком обеспокоился тем, что все шло не так, как нужно. По его мнению, это было только дело времени, а следовательно, незачем приходить в отчаяние; нельзя же предположить, чтобы пара таких превосходных представителей человеческого рода не научилась любить друг друга! А тем временем он в качестве дяди Зары и друга их обоих должен постараться, чтобы все колесики были смазаны и машина шла легко и гладко.

Поэтому за обедом Френсис всячески старался их занимать. Он рассказал им все новости, которые произошли за неделю их отсутствия, причем Зара и Тристрам одновременно подумали про себя: «Неужели прошла всего только одна неделя?». Он сообщил им слухи о том, что весной состоятся всеобщие выборы и что радикалы снова замышляют погубить страну; и так как этот разговор заинтересовал Тристрама и он принялся обсуждать с Маркрутом политическое положение, Зара сочла возможным встать из-за стола и, ссылаясь на усталость, пожелать им покойной ночи.

— Хорошо, дорогая племянница, — сказал дядя и, встав, поцеловал ее в лоб, чего не делал со времен ее детства. — Вам, конечно, лучше пойти отдохнуть, потому что мы хотим, чтобы завтра наша леди имела наилучший вид, не правда ли, Тристрам?