Джоанна Лэнгтон - Бегущая от любви
Два дня спустя Энджи Мастертон вдруг объявила за завтраком, что «пора прибраться в доме». Кэрри подавила стон: она не знала, с чего вдруг мать обуяло стремление к чистоте. Целый день все трое мыли, чистили и скребли дом, и к пяти часам даже обшарпанная кухня сияла чистотой.
Вечером родители Кэрри, как обычно по средам, отправились на службу в церковь. Кэрри заметила, что мать как-то странно тиха и задумчива.
– Доченька, – заговорила она вдруг, уже садясь в машину, – ты знаешь, мы с отцом... ну...
мы только о тебе заботимся. Одного хотим – чтобы ты была счастлива.
Удивленная Кэрри ожидала продолжения, но мать не сказала больше ни слова.
Проводив родителей, Кэрри зашла в комнату Дороти. Но здесь ее ожидай новый удар: малышка, рассеянно вертевшая в руках игрушку, подняла на нее огромные грустные глаза и пролепетала:
– Па-па! Па-па!
Этого Кэрри не выдержала – по щекам ее заструились слезы: В этот миг послышался стук в дверь. Решив, что отец с матерью что-то забыли, Кэрри поспешила открыть.
Перед ней стоял Карлос.
Кэрри молча смотрела на него, потрясенная до глубины души, словно она увидела привидение. Карлос молчал, полуприкрыв золотые глаза темными ресницами.
Наконец Кэрри с трудом разлепила пересохшие губы.
– Как... как ты меня нашел?
– Найти тебя здесь было нетрудно. К несчастью, две недели я шел по ложному следу – вообразил, что ты нашла себе работу и осталась в Нью-Йорке, – объяснил Карлос. – Не пригласишь меня войти?
Мучительно покраснев, Кэрри посторонилась. Карлос прошел в кухню: его мощная фигура в облегающих черных джинсах, в кремовой водолазке и в черном кожаном пиджаке, казалось, заполнила все помещение. Впервые кухня родительского дома показалась Кэрри слишком тесной.
Карлос снова устремил на нее свой пронзительный взгляд, и внезапно Кэрри с ужасом осознала, что волосы у нее растрепаны, что на ней выцветшие джинсы и ветхая от старости рубашка.
– Сейчас ты выглядишь на шестнадцать лет... – хрипловато протянул он.
Кэрри скривилась, живо припомнив зрелую, утонченную красоту Лотты. Потерянно оглянувшись, она заметила за окном ярко-алый спортивный автомобиль.
– Как же ты ехал по нашему проселку па этой машине?
– Медленно и осторожно.
Кэрри чувствовала, что Карлос напряжен не меньше нее. Кажется, тоже не находит слов. Смешно подумать, она надеялась избежать последней встречи! Присутствие Карлоса наполняло ее невыразимым восторгом и в то же время пугало до дрожи; противоречивые чувства раздирали Кэрри – она страдала, ненавидела... и отчаянно желала.
– Как же ты могла вот так взять и сбежать? – заговорил наконец Карлос.
– Это было не так уж трудно после того, что ты устроил на вечеринке. – Собственный голос показался Кэрри чужим.
– Ты совсем мне не доверяешь...
Кэрри промолчала. Где ей было учиться доверию? Печальный опыт с Грэмом подорвал ее веру в людей – особенно в мужчин; даже в самые счастливые минуты с Карлосом она подсознательно ожидала, что прекрасная сказка вот-вот обернется оскалом кошмара. И когда наконец произошло худшее, Кэрри ничуть не удивилась. Случилось то, чего она ждала.
– Думаю, настало время рассказать тебе о Лотте...
Горечь обиды подсказала ответ: «Поздно спохватился! Не трудись». Но здравый смысл возразил: ты должна его выслушать, даже если страшная правда нанесет тебе новый удар. Если сейчас она прогонит Карлоса, будет сожалеть об этом всю жизнь.
Карлос умолк надолго. Повисло молчание, тугое и напряженное, словно веревка повешенного.
«Ты ее любишь – или это просто секс?» Этот вопрос рвался с губ Кэрри, и все душевные силы требовались ей, чтобы не выдать свою слабость. Только женщина, измученная ревностью, может задаваться такими вопросами. Слабая женщина, ищущая иллюзорного облегчения своим страданиям...
– С чего мне начать?
Кэрри встрепенулась. Карлос провел по волосам чуть дрожащей рукой. Только сейчас она заметила, что смуглое лицо его осунулось, а в углах рта залегли тревожные морщинки, и втайне позлорадствовала: видно, не так-то уж весело жить с Лоттой!
– Мне следовало отрепетировать свою речь. – Карлос вздохнул. – Начнем с того, что мы с Лоттой никогда не жили вместе. И порой месяцами не видели друг друга. Снимая сюжеты для своей передачи, она моталась по всему миру, да и я тоже... Как ни странно, с тобой я в сущности провел больше времени, чем с ней.
Кэрри удивилась – она ждала совсем не таких признаний.
– Мы редко оставались наедине, – задумчиво продолжал Карлос. – Компании, вечеринки, шумные празднества... Чем меньше я видел Лотту, тем сильнее воображал, что люблю ее. – Легкий румянец окрасил его смуглые скулы. – Долгий срок мне потребовался, чтобы понять...
– Что понять?
– Что я совсем ее не знаю. Вижу лишь то, что на поверхности. Черт побери, я ведь мог жениться на ней, так ничего и не узнав! – проворчал он.
– Что же случилось? – еле слышно прошептала Кэрри.
На бронзовом лбу Карлоса выступили капельки пота. Впервые Кэрри увидела, как он бледнеет.
– В ту ночь, когда мы с тобой встретились, я приехал к ней без предупреждения. Решил сделать сюрприз. – Черные брови Карлоса сошлись над переносицей в одну грозовую линию. – Ее еще не было; я открыл дверь своим ключом и стал ждать. Но пришла она не одна...
– С мужчиной? – догадалась Кэрри.
– Мне нужно выпить, – сумрачно ответил Карлос.
Кэрри с удовольствием напоила бы его ядом! Как он мог?! Лотта водила в его квартиру мужчин – а он простил ее? Где же справедливость?
Родители Кэрри были трезвенниками, однако на всякий пожарный случай в холодильнике хранилась бутылка бренди. Кэрри молча налила полный стакан и поставила на стол. Карлос выпил все одним духом.
Снова наступило молчание, гуще и тяжелее прежнего.
– Мне следовало обо всем рассказать тебе давным-давно, но я никак не мог решиться. Нет, она была не с мужчиной – с двумя мужчинами. Здоровенными неграми.
Приоткрыв рот от изумления, Кэрри пыталась понять, о чем он говорит, пыталась связать знакомый ей облик Лотты с фантастическим, ни на что не похожим признанием Карлоса.
– Ты... серьезно?
– Они отправились прямиком в постель, – развеял он ее последние сомнения.
– О-о... – выдохнула Кэрри, не зная, что ответить.
– Я обещал ей, что никому об этом не расскажу... – Глаза Карлоса потемнели. – Но, сказать по правде, тебе не рассказывал не поэтому. Мне было стыдно. Я чувствовал себя... униженным. Втоптанным в грязь. И в сексуальном смысле, и в... да что там, во всех смыслах сразу.
Теперь Кэрри понимала, почему Карлос долго медлил с рассказом. Признание в собственной уязвимости было для него равносильно пытке, вот и сейчас, переживая все заново, он мучился так, что больно было смотреть. Но одного Кэрри пока не могла понять: как соотносится его рассказ со всем последующим? Почему после пережитого унижения он вернулся к Лотте?
