Грейс Грин - Добрая традиция

Именно неудовлетворенное желание, которому так и суждено остаться неудовлетворенным, является причиной его плохого настроения.

Сексуальная неудовлетворенность омрачает настроение. Об этом она слишком хорошо знала по собственному опыту!

Марджори Саттон сдернула простыню с того, что было прикреплено к стене офиса. Она улыбнулась, вспоминая, как они с Джойс подъехали к магазину игрушек вчера в полночь и при свете фонарика шарили на складе в поисках новогоднего поздравления для витрины.

— Мы совершаем противозаконные действия, — усмехнулась Джойс.

— Знаю, — ответила Марджори, смеясь, — но кто бы мог подумать, что воровать так увлекательно!

Перетаскивание коробки в офис ГАМ, выгрузка из лифта, закрепление на стене и драпировка старой простыней Марджори заняли у них около пятнадцати минут.

— Разве Макаллистер не удивится, увидев это здесь? — спросила Джойс.

— Не-а. Он ни на что не обращает внимания в моем кабинете. Но как насчет мисс Редфорд? Она не заметит исчезновения украшений, когда придут перевозчики?

— Стефани так несчастна, что не заметит, даже если ее серые бархатные слоны оживут и с грохотом выбегут из магазина! — ответила Джойс. И она не ошиблась.

Они обе оказались правы: Макаллистер не обратил внимания и перевозчики приехали и уехали без всяких происшествий.

И вот теперь…

Марджори почувствовала, что ее пульс учащается. Из кабинета раздавались нервные шаги: босс ходил взад и вперед, пытаясь справиться с бурей в душе.

Взгляд на часы подсказал ей, что пора делать следующий ход.

Она достала из-под стула магнитофон, который вчера взяла у Джойс. Поместив его на стол рядом с компьютером, поставила пленку, которую они выбрали специально для этого случая, и включила магнитофон. Мягкая музыка сразу же наполнила комнату. Со стучащим сердцем Марджори повернула ручку громкости на максимум.

Чувствуя, что вот-вот лопнет от возбуждения, она выпрямилась и с каким-то страхом стала смотреть на дверь кабинета.

— Ну, теперь-то уж точно мне пора идти. — Стефани кинула одноразовый стаканчик в мусорное ведро. — Ты готова? — обратилась она к Джойс, которая бродила как неприкаянная по магазину.

— Стефани, — в голосе Джойс звучал нервный восторг, — угадай, что за окном? Снег идет! Разве не странно это после такого замечательного весеннего тепла, которое было несколько дней?

— Действительно, очень странно, — отозвалась Стефани. Она подошла к Джойс и услышала какую-то музыку. — Откуда эти звуки? Я думала, ты вчера забрала свой магнитофон домой.

Джойс не ответила. Она стояла у открытой входной двери. Крупные снежинки, будто обрывки бумаги, залетали с улицы вместе с музыкой. Ничего не понимая, Стефани прошла вперед. Теперь она совершенно ясно слышала… рождественскую музыку… «Радость миру».

Едва сознавая, что делает, она прошла мимо Джойс и вышла на улицу. На тротуаре было полно народу, как обычно в обеденный час. Но все четыре ряда автомобилей были парализованы. И скоро Стефани поняла почему. Длинный ярко-желтый «олдсмобил»[2] ехал вверх по улице, все окна были открыты, а из них на полную мощь звучал рождественский гимн.

Глядя на эту сцену, Стефани вдруг испытала странное чувство. Как deja vu[3] … только наоборот! Яркий образ сверкнул у нее перед глазами, образ следующего Рождества в ее семье в Рокфилде… И от этого видения кровь похолодела в ее жилах: она была со всеми своими родными, в старом родном доме, но вместо счастливого восторга испытывала мучительную тоску. В ее сердце не было радости, и причиной этому…

Что-то… может быть, движение, привлекло ее внимание и заставило взглянуть на второй этаж здания напротив. Ее глаза широко распахнулись и сердце гулко застучало, Стефани даже подумала, что оно сейчас выпрыгнет из ее груди. В большом окне… окне Макаллистера… висело поздравление и мигало красными и зелеными огоньками.

Это было ее украшение для витрины. Ошибки быть не могло. Стефани узнала бы его где угодно: «Счастливого Рождества вам и вашей семье».

— Это машина Марджори, — сказала Джойс с гордостью. — И она сама за рулем. Правда, она особенная?

Стефани глаз не могла оторвать от светящегося поздравления.

— Что происходит, Джойс?

— Я думаю, — Джойс мягко усмехнулась, — что Макаллистер пытается тебе что-то сказать.

— Что? — шепотом спросила Стефани.

— Почему бы тебе самой не сходить и не спросить?

Это не сработает.

Макаллистер мерял шагами кабинет, едва слыша оглушительную рождественскую музыку под окнами. Все, чего он хотел, — это сделать ее счастливой, увидеть, что ее глаза снова светятся, как раньше. Но что бы ни говорила Марджори Саттон, это не сработает.

И кто бы мог подумать, что непреклонно скрупулезная миссис Саттон окажется такой коварной? Он чуть дар речи не потерял, когда вышел из своего кабинета, чтобы приказать ей выключить эту проклятую рождественскую музыку, и увидел перед собой огромное рождественское поздравление на стене. Украшение из витрины «Теплых мохнатиков». Он бы его где угодно узнал. «Счастливого Рождества вам и вашей семье».

Проклятый знак — очевидно, от него не избавиться! Он, Деймиан Макаллистер, сбежал от него в декабре. И вот — снова знак Рождества, беспощадно бьющий прямо в сердце. Даже в апреле!

Он глядел на него бесконечную минуту, отчаяние и желание перемешались у него в душе. И вдруг два горячих гейзера забили из его глаз.

— Вы ее потеряете, если ничего не сделаете, — тихо произнесла Марджори. — И будете раскаиваться в этом всю свою жизнь.

— Что я могу сделать? — беспомощно спросил он.

И она сказала ему, что.

Она права, решил он. Именно это я и должен сделать.

Но это не сработает. Если бы она появилась у него — а Марджори уверила его, что она появится, — то сразу бы увидела по выражению его глаз, что он проходит сквозь все круги ада. Он никогда не знал настоящего Рождества; он никогда не знал, что значит Рождество. О, он знал о подарках, и елке, и угощении, и вечеринках, но чувствовал, что это не все. Должно быть что-то большее. Гораздо большее. Но что это? Нет, она придет и увидит пустоту в его глазах. И этим все закончится.

Все, финита.

Навсегда.

Он подошел к окну и выглянул на улицу. Снег все еще падал, но уже реже. Ярко-желтый «олдс» Марджори стоял у перекрестка, звуки «Радости миру» постепенно затихали, и дверь магазина игрушек была закрыта.

— Макаллистер.

Услышав ее голос, он опустил веки. Боже, молчаливо взмолился он, пусть все получится хорошо.