Пола Сангер - Деловой роман

Подозрения оправдались: люди, помогавшие Фрэнсису собирать вещи, просто-напросто смели с полок все, не думая о том, пригодится ли ему это. В коробке обнаружились: мешочек с высохшей, сморщенной картошкой, упаковка лапши быстрого приготовления, четыре вилки и три ложки устрашающих размеров, с почерневшими от времени черенками. Банка растворимого кофе и кружка с надписью «Счастливого Рождества». Из предметов, не имеющих прямого отношения к кухне, Шеннон попались под руку позапрошлогодний журнал «Плейбой», несколько листков с набросками жилых домов, газетная вырезка с рекламой и кассета с записью джазового концерта. И в самом углу коробки, под пластиковой тарелкой, две вещи, без которых не может обойтись ни один уважающий себя холостяк.

Некоторое время Шеннон молча смотрела на эти красноречивые свидетельства человеческого существования, надеясь, что ей не придется разбирать коробку, куда сгребли содержимое холодильника Фрэнсиса.

— Боже мой, и этого мужчину я допустила на свою кухню! Что же теперь делать?

Шеннон поднялась с пола, шагнула к двери, но остановилась, еще раз обвела взглядом вываленные на ковер пакетики, банки и бумажки и… рассмеялась, громко и счастливо.

Может быть, он не образец мужской красоты и не сходит по мне с ума, но жить с ним, определенно, будет нескучно.

Чувство, которое Шеннон испытывала сейчас, было совсем не похоже на лихорадочное возбуждение, ассоциирующееся у большинства людей с любовью. Но от этого оно не становилось ни менее реальным, ни менее значимым. Отец был прав, нельзя вечно жить в любовной горячке, безумие либо проходит, либо убивает.

И кто сказал, что надежность и уют исключают радость, удовольствие, счастье?

Шеннон смела мусор на журнальный лист и пошла в кухню. Пусть Фрэнсис сам разбирается в своем «антиквариате».

Ее не удивили бы облака черного дыма, залитая плита или открытый холодильник, но, как ни странно, все было в порядке, а в воздухе ощущался весьма приятный аромат укропа, лимона и рыбы.

Фрэнсис поднял голову. Он был без галстука, в расстегнутой на три пуговицы рубашке с подвернутыми рукавами и с повязанным вместо фартука полотенцем.

— Ты взялась за мои коробки? Отлично. Кстати, тебе не попадался большой нож? Не представляю, как можно жить, не имея настоящего ножа.

— По-твоему, настоящий нож это тот, которым можно делать все, да? Уж не этот ли? — Шеннон потянула за деревянную рукоятку. — Кстати, как насчет картошки для гарнира?

— Картошки? — Фрэнсис удивленно посмотрел на нее и, очевидно догадавшись, о чем идет речь, рассмеялся. — Ребята бросали в коробки все без разбору, так что, если бы им под руку попалась какая-нибудь спящая на моем диване блондинка, у нас возникли бы проблемы.

— Блондинку я пока не обнаружила, но проблемы у тебя возникнут, если ужин не будет готов через пять минут.

— Не беспокойтесь, мадам, лосось в лимонном соусе уже ждет вас. — Фрэнсис приоткрыл крышку. — Ну как?

— Теперь я понимаю, чем ты приманивал блондинок. — Шеннон высыпала мусор в ведро и села к столу. — Я отложила то, что может тебе пригодиться, так что посмотри потом все сам, хорошо?

— О'кей, я займусь этим после ужина.

Вытирая руки о бумажную салфетку, Шеннон заметила на ней какой-то рисунок и, присмотревшись, узнала знакомые очертания коттеджа, который видела где-то совсем недавно.

— Что это?

Фрэнсис обернулся и, заметив бумажку, покраснел.

— Так… кое-какие планы.

Шеннон впервые видела его смущенным.

— Планы? Фрэнсис, послушай, я не хочу…

— Это совсем не то, что ты думаешь.

— А что я, по-твоему, думаю?

— Не знаю, но, судя по тону…

Теперь уже смутилась Шеннон.

— Ты решил, будто я подозреваю тебя в выполнении левых заказов?

— О Боже, Шен…

Она молчала. Черт побери, почему у нее все получается как-то не так? «Послушай, Фрэнсис, я не хочу…» Что это за фраза? Как эти слова слетели с ее языка?

— Извини. Фрэнсис, я не хотела тебя обидеть. Просто иногда я говорю что-то такое, что звучит глупо или оскорбительно.

— Я понимаю.

— Ты ничего не понимаешь, потому что…

Он выключил конфорку, подошел к Шеннон и сел рядом.

— Позволь мне рассказать тебе кое-что, ладно?

Она кивнула, избегая встречаться с ним взглядом.

— Мы с отцом жили довольно бедно. И у нас никогда не было собственного дома. Я мечтал, что когда разбогатею, то обязательно построю дом. Сам. Лет с двенадцати я собирал модели, одну из них ты видела, рисовал, чертил, придумывал планировку. Когда после колледжа меня взяли на работу, свободного времени стало меньше, а мечты постепенно растаяли. Но привычка осталась, и иногда я беру чистый лист бумаги, карандаш и делаю наброски, фантазирую.

Шеннон подняла голову и виновато улыбнулась.

— Прости.

— Ну вот, похоже, я испортил тебе аппетит.

— Если ты рассчитываешь съесть все в одиночку, то я тебя разочарую. Между прочим, в этой квартире существует один непреложный закон…

— Заранее согласен ему подчиниться.

— Отлично. Так вот: кто готовит, тот и моет посуду.

— Это нечестно!

Фрэнсис стал накрывать на стол, а Шеннон, наблюдая за ним, думала о своем.

Похоже, у них неплохо получается. И на работе, и дома — по крайней мере, в кухне. Конечно, ей хотелось бы большего. Единения души и Тел. Того состояния, при котором каждый ощущает себя половинкой целого. Того чувства, которое наполняет особым значением каждый взгляд и жест. Шеннон знала, что такое пожар любви, не дающий покою, лишающий сна, ненасытный и беспощадный. Каждый, кто испытывал его, каждый, кто пережил его, жаждет снова почувствовать в себе это пламя. Но огонь страсти рано или поздно уничтожает все, а что остается потом? Пепел воспоминаний. Холодная серая зола, безрассудно брошенная в топку дней.

Так может быть, лучше довольствоваться ровным теплом домашнего очага? Конечно, она не настолько глупа, чтобы думать, что достаточно ей щелкнуть пальцами, как Фрэнсис влюбиться в нее. Если у них неплохо получается на работе и в кухне, то, может быть, получится и в остальном?

Почему бы и нет.

В любом случае если предлагают на выбор половину яблока или ничего, возьми половинку и будь доволен.

Никто не говорит о том, что нужно опустить планку. Шеннон согласилась на брак по расчету, основанный на взаимном уважении и верности, потому что уже не надеялась на любовь. Но теперь…

Пусть любовь будет односторонней. В их договоре не было пункта, предусматривающего наличие этого чувства, поэтому с ее стороны несправедливо даже надеяться на то, что Фрэнсис когда-либо полюбит ее. Но никто не запрещал ей любить его и вести себя соответственно.