Джулия Тиммон - Поединок страстей

– Ничего я не выдумываю, – негромко, но уверенно говорит Джошуа. – Твой Гарольд не на шутку обеспокоен, и не напрасно.

Его слова меня заинтриговывают.

– Почему же не напрасно?

– Потому что почувствовал, что, хоть между нами правда ничего нет, во всяком случае теперь, но связь все же есть, она видна даже со стороны.

У меня вспыхивают щеки. Если честно, я прекрасно знаю, что он прав, но не желаю задумываться об этом, чтобы не очутиться в совершенном тупике.

– Ты что, все слышал?

– Твой Гарольд не пытался говорить тише, – замечает Джошуа. – Скорее наоборот.

Мне действует на нервы то, как он все время говорит «твой Гарольд», но если я возмущусь, примет это за намек. В какое-то мгновение меня охватывает неукротимое и неожиданное желание заявить прямо: вовсе он не мой, но я, пугаясь, прогоняю бунтарский порыв и уверяю себя в том, что эти странности временны.

– Мы можем прикинуться, что нас никогда ничего не объединяло и не связывает теперь, – говорит Джошуа. – Не одним нам приходится поступать именно так. Но не станем ли потом себя корить?

У меня внутри что-то замирает, и я отчетливо представляю себе, как буду терзаться, когда приеду с Гарольдом домой и стану пытаться жить, как жила прежде. Хотя терзаний не избежать в любом случае, ведь к прошлому больше не вернешься, а из настоящего и будущего не выбросишь разочарование и боль.

Джошуа долго молчит. Может, ждет ответа? А я и не собираюсь отвечать – в голове полный хаос.

– Хочешь, я честно скажу, какое у меня сложилось мнение о твоем Гарольде? – вдруг спрашивает он.

Криво улыбаюсь, не совсем понимая, нужно мне это или нет.

– Ты его совсем не знаешь, чтобы судить. К тому же видел его лишь во взвинченном состоянии, а в подобные минуты человек сам на себя не похож.

– А по-моему, лишь в такие минуты проявляется истинная суть, – возражает Джошуа. – Когда все мирно и тихо идет своим чередом, люди могут взвешивать любой свой шаг и притворяются более добродушными и порядочными. В гневе же, в потрясении или в ярости только поистине сильные духом умеют сдерживать себя и поступать достойно.

Задумываюсь над его высказыванием. Возможно, он прав, но громкие слова хороши для описания книжных героев, в жизни же все куда менее привлекательно.

– Постараюсь быть объективным, – произносит Джошуа. – Взглянуть на Гарольда не глазами обиженного соперника, а бесстрастного стороннего наблюдателя.

Всматриваюсь в его голубые выразительные глаза, тоже стараясь быть бесстрастной и не замечать, насколько меня волнует их взгляд.

– А зачем тебе это?

Джошуа отодвигает в сторону чашку с остатками кофе и тарелку с наполовину съеденной сырной булочкой, кладет руки на стол и наклоняется вперед.

– Хочу попытаться раскрыть тебе глаза. На мой взгляд, ты достойна лучшей участи. Как бы там ни сложилось, – с грустью прибавляет он.

Во мне что-то отчаянно борется, сердце стучит так, что, кажется, в каждом участочке моего тела трепещет по крошечному сердечку. Я ничего не говорю, но смотрю на Джошуа доверчиво, что он расценивает как одобрение.

– Начну с хорошего. Судя по твоим рассказам, по лицу Гарольда и по взгляду, человек он смышленый, умеет жить по четко расписанным правилам и стремится во что бы то ни стало осуществить задуманное.

Киваю. За это я и ценю Гарольда: за целеустремленность и рассудительность. Точнее, ценила…

– С другой же стороны, его умственные способности развиты однобоко, – продолжает Джошуа. – Он знает толк в коммерции, но не имеет представления о том, как определить, что творится в душах близких ему людей. Потому что презирает художественную литературу, которая учит думать и быть чутким. По-моему, этот изъян пострашнее не слишком далекого ума.

У меня с глаз будто падает пелена, которую я сама старательно удерживала все эти годы. Да-да, я добровольно пребывала в заблуждении и не решалась осуждать Гарольдово бездушие, находя ему сотню объяснений. Хотя… Можно ли доверять мнению Джошуа? И не совершу ли я очередную ошибку, если надумаю резко изменить жизнь?

– Более того, складывается впечатление, что, несмотря на всю его правильность, Гарольд толком не знает, чего хочет от жизни, поэтому периодически срывается, но благодаря изворотливости утаивает эти срывы от близких, – задумчиво говорит Джошуа. – На сей раз ты сумела его раскусить, а в прошлом – я почему-то не сомневаюсь – не раз позволяла себя одурачить.

Хмурю брови и готова бурно возразить, но в памяти вдруг оживают воспоминания о странных корпоративных вечеринках в отнюдь не праздничные дни, на которых Гарольд пару раз задерживался допоздна, и о том, как, бывало, он звонил мне вечером и сообщал, что заехал к родителям и что останется у них ночевать. Поскольку все остальное время мой бойфренд был образцом сдержанности и собранности, я предпочитала не допытываться, правду ли он говорил, и уверяла себя, что должна верить ему. У меня прекрасно получалось не сомневаться.

Задумываюсь о том, сколь мрачная вырисовывается картина, и не желаю признаваться в том, что я была такой дурой. Приоткрываю рот с намерением возмутиться, но Джошуа опережает меня.

– И еще, – говорит он с сосредоточенно-серьезным видом, – у меня такое чувство, что твой Гарольд из породы редких подлецов. Такие, как он, творят разного рода низости нечасто и опять-таки тайно. В этом самое страшное…

– Да как ты смеешь?! – выпаливаю я. – Чернить человека, которого почти не знаешь!

– Я знаю его достаточно, чтобы сделать такие выводы, – твердо произносит Джошуа.

– Конечно, Гарольд не без недостатков! А у кого их нет? Хочешь сказать, что ты святой?! – Не понимаю, почему я так расходилась. Какого черта кинулась защищать Гарольда, если чувствую, как это ни печально, что Джошуа полностью прав. Наверное, все дело в дикой усталости. И в том, что я не успела прийти в себя после вчерашнего и после сегодняшнего разбирательства с Гарольдом. Но более всего на меня повлияла, пожалуй, эта удивительная встреча. Из-за нее я сама не своя. Надо бы разобраться в перепутавшихся чувствах, но пока все не выдавалось возможности.

Джошуа качает головой.

– Нет, я совсем не святой. Недостатков хватает и у меня. Но в одном я твердо уверен: я не подлец. Жизнь неоднократно меня испытывала. Случалось, я был растерян, даже испуган, но всякий раз находил выход, не прибегая к низости. – Какое-то время он молчит, но я чувствую, что он не все сказал, и, затаив дыхание, жду продолжения. – Если у тебя к Гарольду настолько сильные чувства, если ты правда не представляешь себе жизни без него, – приглушенно и медленно говорит он, – тогда ничьи суждения тут не помогут. Но мой тебе совет: еще раз обдумай, до такой ли степени ты к нему привязана. – Вздыхает. – Насколько я понял, ты большая почитательница Ремарка?