Дениза Алистер - Маленькая птичка

— Тише, тише, миледи. Я не причиню тебе зла. Со мной ты в безопасности, обещаю тебе, — прошептал он. — Я не собираюсь тебя насиловать. Мы просто притворяемся.

Смысл его слов, наконец, начал доходить до ее измученного сознания, и она расслабилась, слушая, как он шепчет ей прямо в ухо. Что он имеет в виду? Притворяемся? Жаркая волна облегчения накатила на нее, горячие слезы хлынули из ее глаз, и из груди вырвались рыдания. Она плакала, выла как ребенок, из-за всего, что случилось и что не случилось, плакала по всему, о чем мечтала и чего, как она считала, у нее уже не будет никогда, по тому, кого она любила, и чьи руки не обнимали ее сейчас. Наконец ее рыдания смолкли и она затихла.

Джордж отвел волосы с ее лба и вытер последние слезинки, оставившие следы на ее раскрасневшихся щеках. Он посмотрел поверх ее головы на лестницу, а потом улыбнулся ей с выражением восхищения и участия.

— Джордж? — прошептала она.

— Все в порядке. Лежи тихо, — прошептал он ей в ухо. — Не забудь, что мы притворяемся. Все должно выглядеть так, будто мы… ну, ты знаешь!

— Что будет дальше, Джордж?

— Говори тише, миледи, или так, чтобы твой голос звучал сердито или умоляюще. Я не знаю, что будет, кроме того, что он пошел искать своего дружка — капитана итальянского корабля. Ему-то и нужны вышивки. Но Толланду понадобится некоторое время, чтобы пробраться через толпу, и потом он вообще может его не найти.

— Но ты сильно рискуешь, да, Джордж?

— Теперь — да. Если бы этот дурак не назвал меня по имени тогда, в мастерской, ты бы никогда и не узнала, что я в этом замешан, правда?

Она кивнула. Ей бы и в голову не пришло заподозрить этого приятного юношу, который всегда был таким вежливым и услужливым.

— Ну а когда ты узнала, что это был я, нам пришлось захватить тебя с нами. Но я не хотел, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое. Господи, как все теперь запуталось!

— Тебе теперь придется бежать, да, Джордж? Уехать из Корнуэлла?

— Да. Но сначала надо придумать, как вытащить тебя отсюда. Я еще не знаю как, но помни — я на твоей стороне. Просто подыгрывай мне, будь сейчас безутешной — ему это понравится, грязной свинье. Ах, черт! — воскликнул он, напрягшись при звуке отпираемой двери. — Это он!

— Спускайся, Элвуд, с тебя хватит!

На лестнице раздались шаги, и Джордж вдруг задрал ей юбку и положил руку на обнаженное бедро. Инстинктивно сопротивляясь, она разрывалась между притворством и реальностью, с одной стороны, понимая необходимость продолжать игру, а с другой — страшась, куда может завести Джорджа эта игра. Когда над уровнем пола появилась голова Толланда, Джордж подмигнул ему и с усмешкой сказал:

— Сейчас приду, сэр! Дай мне еще одну минуту, сэр! Это все, что мне нужно.

Толланд засмеялся и повернул обратно, бросив Джорджу через плечо:

— И это все, чего ты добился? Да того времени, что ты с ней провел, хватило бы десяти мужикам! Ах ты, молокосос! Поторопись. Ты мне нужен.

Шаги стихли.

— Да, сэр.

Оливия лежала, не в силах унять дрожь. Глаза ее были широко открыты и потемнели от усталости, в них застыло выражение полной беззащитности перед парнем, который пообещал не причинять ей зла. Может ли она доверять ему? А есть ли выбор? Но у нее не было времени подумать, потому что рука, лежавшая на бедре, потянулась выше, и он добился того, чего ждал — ее пронзительный крик разнесся по всему дому, и те двое внизу тоже должны были его услышать.

Через мгновение крик был остановлен тем же способом, что и раньше, но на этот раз Джордж поцеловал ее по-настоящему. Это награда за то, что я спасу ее, подумал он. Неважно, что с ним будет потом, пусть он ее больше никогда не увидит, но у него останется память о прекрасном мгновении на всю жизнь. Только один поцелуй, и больше ничего. По тому, какими нежными были его губы, она поняла, о чем он думал, и хотя не ответила на его поцелуй, но и не сопротивлялась ему. Но когда его рука коснулась ее живота, она вырвалась и закричала так громко, как только могла:

— Джордж, нет! Пожалуйста, не надо больше! Джордж!

В ее голосе явственно звучали панические ноты. И они услышали их. Все трое.

С печальной, словно прощальной улыбкой он встал, поцеловал кончик своего пальца и дотронулся им до ее носа. Он продолжал улыбаться, спускаясь по лестнице, приглаживая свои кудрявые волосы и делая вид, что затягивает шнурки у пояса штанов.

— Уж ты не торопился, да, парень? — сказал Толланд.

Второй сидел молча, с распухшей губой и синяком на скуле. Это тебе за то, что ты ударил мою леди, подумал Джордж, не глядя на него.

Вечерний звон колоколов большого собора и маленьких церквей плыл над городом Корнуэллом, но ни он, ни возня Толланда и его помощников с тюками, не могли разбудить измученную Оливию, забывшуюся тяжелым сном. После возвращения мастера Толланда парни были заняты тем, что перетаскивали тюки и заворачивали в тряпки, не бросающиеся в глаза, рулоны драгоценной материи. Ткани они разносили по лавкам, находящимся в разных концах города, в обмен на звонкие монеты богатых купцов, которые не интересовались происхождением товара. И только когда на столе перед мастером Толландом начала расти кучка денет, он наконец почувствовал, что почти расквитался с одним из тех, кто засадил его в тюрьму. С другим он намеревался посчитаться вскоре после наступления темноты, как только придет капитан.

15

— Лоуренс, дорогой, — воскликнула Элизабет. Он вбежал в холл, когда зазвонили вечерние колокола, молча прошел мимо притихших слуг, которые хотя и были заняты своими делами, но также с нетерпением ожидали новостей. — Лоуренс, ты что-нибудь узнал?

Его лицо было осунувшимся, губы сжаты в одну линию. Он был напряженным и очень несчастным. Элизабет заметила, как задергались мышцы на его скулах, когда он попытался справиться с собой, чтобы ответить ей спокойно и без эмоций.

— Один из моих людей дважды видел Джорджа, нашего подмастерья, и оба раза на Бретонском мосту. Он явно скрывался. В руках у него был сверток.

— Это существенно?

— Да, существенно, но один из моих людей пришел сюда, чтобы сказать мне об этом, а другому было приказано оставаться на своем посту, так что мы не знаем, куда он пошел. Я сейчас больше ни о чем не могу думать, кроме как о том, что… если Оливия… — Он помедлил, чтобы справиться с душившим его волнением. — Если Оливия там же, где и украденные вещи, то она может быть в той части города. Это наша единственная нить, а ведь мы уже ищем ее целый день. Ах, Элиза! Боже мой! Я не знал, что могу испытывать такие чувства. Я должен ее найти! В ней вся моя жизнь.