Барбара Делински - Никогда не спорь с боссом
У Коринны отпала челюсть.
— Она же моя! — раздался ее протест.
Коррей катал конфету во рту и был, казалось, на верху блаженства.
— Угу, — наконец промычал он. — Я тебе обещал огромный «Поцелуй Херши». И он твой.
Сообразительность ее подвела, поскольку она не уловила смысла до тех пор, пока его рот не слился с ее. А потом волна ощущений окатила ее с ног до головы, и что-либо соображать было уже поздно. Тающий сливочный вкус шоколада. Нежная ласка губ. Густая сладость языка.
— Вот, — пробормотал он. — Как тебе?
Коринна протяжно, судорожно вздохнула.
— Впечатляюще.
Он рассмеялся и, подняв ее сумку, крепко прижал Коринну к себе.
— Я планировал проделать этот фокус в машине, но все мои планы полетели к чертям, как только я тебя увидел. Еще скажи спасибо, что я не устроил сцену прямо на взлетном поле.
— Спасибо, — отозвалась Коринна, но в глубине души пожалела, что он удержался.
— Значит, я не преступил границ? — поддразнил он.
— А с каких пор это тебя волнует? Помнится, в коридоре офиса ты устроил довольно унизительную для меня сцену.
— А все потому, что тогда я тебя не знал. Если бы я только представлял себе, какую это вызовет неловкость…
— Ты и хотел, чтобы я испытала неловкость!
— Ну… возможно… совсем чуть-чуть… Но ведь я был в отчаянии оттого, что ты не соглашалась потратить на меня время…
— То есть то, что я делаю сейчас? — Они остановились у машины, и Коринна изучающим взглядом впилась в его лицо, пытаясь обнаружить следы самодовольства, высокомерия — хоть чего-нибудь, что дало бы ей ключ к его поведению.
— Сию минуту, — мягко произнес Коррей, — ты даришь мне несказанное удовольствие уже тем, что находишься рядом. Давай пока на этом и остановимся.
Когда он привез ее в гостиницу переодеться, она обнаружила, что для нее оставлен тот самый шикарный «люкс», которым она пользовалась в прошлый приезд.
— Это уж слишком.
— Что — слишком? Вместо одной комнаты у тебя гостиная и спальня.
— С тремя вазами свежих цветов, роскошной верандой и джакузи?
— Что я могу поделать, если в моем отеле такие шикарные «люксы»?
— Но ты ради меня швыряешь деньги на ветер.
— Мои деньги — куда хочу, туда швыряю.
— Но…
— Второе правило Кардинала: никогда не спорь с боссом.
— Это было правило номер один!
— Да, и абсолютно непреложное.
Тем же вечером Коррей пригласил ее в ресторан, а потом на концерт народной музыки.
В четверг утром они закрылись у него в кабинете и обговорили весь разработанный Коринной план от начала до конца. Пару пунктов Коррей поставил под сомнение, но возражения высказывал очень деликатно.
После детального обсуждения опросных листов Коринна решила отшлифовать измененные пункты.
— Мне подойдет маленькая комнатка или стол какой-нибудь из секретарш.
— Ты останешься здесь.
— Но…
— Третье правило Кардинала: никогда не спорь с боссом.
— Это же было правило номер один… и номер два.
— А теперь номер три. — Он силой усадил ее в глубокое кожаное кресло, сунул в руку карандаш и ткнул пальцем в бумаги. — Работай, — прозвучал его приказ.
Четвертое правило Кардинала было призвано на помощь, когда Коринна принялась доказывать, что сама в состоянии напечатать образцы анкет. Их напечатала и сняла с них копии его секретарша.
Утром в пятницу они провели встречу с остальными бизнесменами острова, которые присоединились к их проекту, а в пятницу вечером он устроился вместе с ней в отдельном кабинете роскошного обеденного зала гостиницы, чтобы отпраздновать единодушное одобрение намеченного плана. Услышав клятвенные заверения, что она не в силах больше сделать ни единого глотка шампанского, он провозгласил пятое правило Кардинала. Когда она попыталась отказаться от фирменного орехового пудинга, в ход пошло шестое.
Однако от предложения пройтись по пляжу Коринна не отказалась. На задворках ее затуманенного сознания маячили сцены соблазнения под звуки прибоя. Коррей снял ботинки и носки и закатал брюки, она сняла свои туфли, и они рядышком пошли по песку.
Никакого соблазнения не было. Они почти все время молчали: разве нужны слова, когда луна играет в кошки-мышки с облаками, одинокие зарницы всполохами освещают горизонт, а прибой ласкает теплыми брызгами ступни?
Эту ночь Коринна проспала так спокойно, как не спала уже давно. А когда наступило утро, и Коррей посадил ее на самолет, единственным, что нарушало ее умиротворение, было засевшее глубоко внутри смутное ощущение чего-то неисполненного.
Прошло две недели, прежде чем она вернулась в Хилтон-Хэд. Все это время Коррей звонил так часто, что возбудил наконец любопытство бабушки. Цветы и круассаны — это одно дело, их можно было отнести к выражению благодарности за работу. А телефонные звонки, на ночь глядя, — это нечто иное.
После одного из таких звонков Коринна задержалась в гостиной. Часы показывали половину десятого. Бабушка устроилась в кресле и аккуратно расправила складки бархатного халата.
— Полагаю, это был Коррей Хараден, — произнесла она ровным тоном.
— Угу.
— Расскажи мне о нем.
— А что бы тебе хотелось знать? — осторожно поинтересовалась Коринна.
— Ты мне уже рассказала, где он живет, чем занимается и что он — ваш клиент. Однако не каждый клиент посылает цветы и круассаны, и не каждый звонит тебе на дом.
— Верно. Коррей — не «каждый».
— А какой?
— Он… очень приятный человек.
— Рада это слышать. «Приятный человек»… Это еще не основание для счастливого брака.
— Мы никогда не говорили о браке, — растерянно отозвалась она.
— Вы с Корреем, или мы с тобой? — любезно осведомилась Элизабет. — Мне известно, что мы с тобой действительно не говорили, а следовало бы, видимо, давным-давно.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что тебе нет никакого резона оставаться на всю жизнь старой девой только потому, что родители променяли тебя на развлечения и удовольствия.
Коринна была поймана врасплох. Она явно недооценивала интуицию Элизабет.
— Откуда такой изумленный взгляд, Коринна? Я тебя воспитала. Мы с тобой настолько похожи, что мне относительно несложно догадаться, о чем ты думаешь, даже если ты и не высказываешь мысли вслух. Всякий раз, когда приезжают родители, я вижу в твоих глазах неодобрение. Всякий раз, когда ты упоминаешь их имена, я слышу в твоем голосе горечь. А теперь я вижу, как загораются твои щеки, когда звонит Коррей, как ты расцветаешь, когда он присылает подарки. Не стоит смущаться, дорогая. Я рада видеть тебя такой.
