Секс в браке - Елена Ровинская
Я дрогнула, подняв голову.
То, что Ирка – амбициозна и в самом деле цинична, я признавала. На собственном опыте прочувствовала, как она может. Будить амбиции там, где ими даже не пахло. Не Ирка ли заставила меня, которую никто и ничто на свете не волновало, отвлечься от Диминых окон и рекламу писать? А я ведь даже близкой подругой ее не считала.
Что она способна внушить мужчине, который боготворит ее?
На миг я поверила, потом опять усомнилась. Макс сам – Птица-Говорун. А Ирке он то, что она про него сказала, никогда не простит. И ее мужу, тоже. Я сама там была и все видела. Как он готов был убить Самсонова. Макс был злопамятным. Особенно в том, что казалось его наружности, унаследованной от кого-то из трех солдатиков, изнасиловавших его мать.
– Вчера вечером они всей семьей куда-то уехали, – сказал он.
– Может, что-то с ребенком! – вставила я.
Макс снисходительно показал мне зубы в гримасе, которая, вероятно, должна была сойти за улыбку. Но Дима разделял мое недоверие.
– Что толку в том, если мы погибнем? Толстый все равно никогда не встанет на мое место. Меня заменил бы ты. Если это кому и выгодно, то только тебе, никому больше… Если бы ты встал на мое место, Толстый бы кончился. Он не настолько тупой, чтобы не понимать, что вы с ним уже не поладите после того, что там между вами произошло.
– Я положил бы Толстого, – подтвердил Макс мрачно. – Потому что я подозреваю его. И тут, следи за руками: Ирка! Влюбленная, преданная, лишь обо мне мечтавшая. Как тебе?..
Дима выпрямился. Медленно, словно был под гипнозом.
– Макс, это все смешно.
– Ты плохо знаешь Самсонову.
– Она сама – мать.
– Они матери только своим собственным детям, – Макс подошел к коляске с другой стороны и посмотрел на Диму. – Она его науськивает. Это может быть лишь она.
– Исключено. Я сказал: хватит!
Макс замолчал, ковыряя носком ботинка стену.
Я чуть было не сделала ему замечание, чисто по инерции, но вспомнила, что дом все равно разрушен.
Дима все еще смотрел на Кроткого, когда за окном заворчал мотор. Я знала эту машину, она принадлежала Смотрящему за городом. Я силилась вспомнить, как его зовут, но никак не могла. Раздались шаги, и он вошел в сопровождении и двух бритых охранников. Ничем не примечательный, с редкими жидкими волосами и цепким взглядом маленьких серых глаз.
– Такое дело, Димарик, – сказал он, окинув ими коляску и заплаканные чумазые личики, – курьера взяли. Толстый только что отзвонился: взяли. Пойдем-ка выйдем, чтобы твоих пацанчиков не будить.
Дима кивнул, и, сузив глаза, поднялся. Коротко прижав меня к себе, поцеловал и вышел. Макс набычился, бесшумно соскользнув с подоконника и вышел следом.
***
В ту ночь я впервые, наверное, познала все побочные «радости» материнства. Дети капризничали, не спали и верещали так, словно это их пытались расколоть по поводу «доставки».
Не было ни кроватки, ни запасной одежды, ни даже подгузников – пришлось среди ночи ехать в аптеку. Когда они, наконец, уснули, ненадолго забывшись чутким, неровным сном, Дима обнял меня за плечи и притянул к себе.
Я молча ответила на его поцелуй. Слов не было. Не хотелось ничего говорить. Только чувствовать его. Живого. Мы занялись любовью. Механически. Прямо на полу. На коврике. У кровати, на которой насмерть измотанные, но живые, спали наши маленькие дети. Владевшее мною нервическое возбуждение спало. Растворилось в ощущении его рук и губ, в тяжести его тела.
А потом мы лежали, прислонившись друг к другу, слушали, как перестукиваются в тишине сердца.
– По поводу того, что произошло сегодня на кухне…
Я дрогнула, мучительно покраснев в темноте. Какой-то кретин не справился с нервами и пальнул в белку из автомата. Не в добрый час она решила ветку сменить.
– …это было неправильно, – его голос был спокойным, словно Дима читал инструкцию новобранцам, – когда ты встаешь на линии огня, ты не даешь мне достать оружие. Первая пуля твоя, вторая моя. Когда стреляют, безоружные ложатся на пол.
– Ты и был безоружен, – угрюмо сказала я. – Если бы я легла, то ты не успел бы. Чисто теоретически, я завалилась бы на тебя, и ты имел бы пару лишних секунд на то, чтобы сесть и…
Он замолчал, всей грудью втягивая воздух. Выдохнул. Его дыхание обожгло мне шею. Я чувствовала, как что-то капнуло, скатилось по коже. Кан поднял голову, его щеки были мокрыми. Ресницы слиплись. Густые и длинные, как у его сыновей.
– Ты все для меня, понимаешь? Даже не дети. Ты! Если тебя не станет, зачем тогда вообще мне жить?..
Медленно, я протянула руку, провела большим пальцем по мокрой щеке. Дима быстро прижался ею к моей ладони.
На кровати заворочался и заплакал Влад. За ним проснулся и Алекс. Комната вновь наполнилась кряхтением и плачем детей.
– А ты – для меня.
Он не ответил. Он задыхался. Я тотчас встала, отвернулась и занялась детьми. Сделала вид, что не слышу. Дима этого не сказал, но приличная жена, знает когда закрыть мужа грудью, а когда повернуться к нему спиной.
Глава 3.
«С чистого листа»
– Кажется, – сказал Дима, вскакивая и неся перед собою испачканную руку, словно гранату, – я начинаю понимать тех женщин, что убивают своих детей…
– О-о, – сказала я. – Что ты! А я весь день наслаждаюсь памперсами и запахом, который они издают.
Он посмотрел на меня убийственным взглядом.
«Не хер было увольнять няню!» – журчала вода по его руке.
Дима закрутил кран. Так крепко, словно голову мою проворачивал. Вытер руки и бросил полотенце на мойку. С тех пор, как мы переехали в городскую квартиру, я получила то, что хотела – возможность вести хозяйство.
Все было замечательно. По ночам я видела сны, как пуля, пущенная в белочку, попадает мне в грудь. Распахнув руки, словно ди Каприо в последней сцене «Титаника», я падала на руки Диме. Он кричал мое имя, рыдая. А я, – у меня всегда хватало сил на кроткую улыбку и легкое прикосновение пальцев к его щеке, – роняла голову, широко распахнув стекленеющие глаза. И дети оставались только его заботой…
А потом я просыпалась и все начиналось вновь.
– Ангела! – Дима и впрямь меня звал, но не безутешно, а яростно. – Докорми его! Мне надо выйти…
– Да, как же! – окрысилась я. – Выйди, конечно!
– Я не вернусь, я буду жить с Соней. Я больше так не могу!..
Он хлопнул дверью. Я расплакалась. Дети орали в голос, изо рта у них лилось пюре… Над нашими головами висели пеленки. Мой заблеванный, залитый мочой домашний халат вонял. Вся моя реальность воняла. Я сбросила тапочки и распахнула окно…
…Резкий визг чего-то ужасного, разорвал тишину. Я с трудом открыла глаза: сигнализация?.. Нет. Будильник. Очередной кошмар.
– Дима?
Он что-то
