Джулия Тиммон - Солнечный зайчик
– Зато ты, смотрю, полна задора и сил, – замечаю я с кривой улыбкой.
Джосс прижимает к груди руки, делает виноватое лицо, стоит так мгновение-другое и садится в бордовое кресло.
– Ну что же мне с тобой делать? – спрашивает она жалобным тоном. – Я бы и рада составить тебе компанию – тоже сесть тут с тобой и печалиться, печалиться, печалиться… Но я так не могу, понимаешь? Я не привыкла убивать на отрицательные эмоции море времени. Вспыхну, побушую, поплачу, а через час мне подавай веселье!
– Кому ты рассказываешь? – безучастно спрашиваю я.
– А, да. Ты прекрасно знаешь… – Замолкает. Явно чего-то ждет. И, готова поспорить, принесла некие новости. Слушать сплетни я не желаю, поэтому делаю вид, что не замечаю ее нетерпения.
– Может, угостишь кофе? – наконец спрашивает Джосс. – Послушай-ка… – Подозрительно щурится. – А ты вообще хоть что-нибудь ешь?
Пожимаю плечами. Если честно, у меня все эти дни нет аппетита. Пушик тоже кушает хуже, но его я кормлю чуть ли не через силу, а о себе чаще не думаю.
Джосс всматривается в мое лицо, решительно встает с кресла, подходит к холодильнику и распахивает дверцу.
– Ким, ты с ума сошла! У тебя шаром покати!
– Ну и что… – бормочу я.
Джосс без слов уходит и возвращается через полчаса с умным видом и пакетами в руках. Сама варит кофе, делает бутерброды, выкладывает на тарелку печенье и ставит все это передо мной на столик.
– Сейчас же поешь!
Слабо улыбаюсь.
– Какая ты заботливая.
– Да, представь себе! – восклицает Джосс, откусывая кусок бутерброда. – Могу быть и заботливой, не только подводить под монастырь.
Усмехаюсь. Беру печенье, без особого интереса верчу его в руках.
– Ешь, тебе говорят! – командует Джосс. – Не то испустишь дух прямо на моих глазах! Потом меня замучает расспросами полиция!
Повинуюсь. С едой как будто мало-помалу возвращаются силы, но по-прежнему ни до чего нет дела. О работе, на которую придется идти завтра, не хочется и вспоминать. Джосс уписывает два бутерброда и полтарелки печенья, запивает все это кофе и, довольная, откидывается на спинку кресла.
– Послушай, – говорит она загадочным тоном, – я ведь к тебе не просто так пришла.
– А чтобы напичкать меня хлебом и ветчиной? – спрашиваю я, без особого желания прожевав и проглотив очередной кусок бутерброда.
– Ну и для этого тоже. А главное… – она поднимает палец, – чтобы кое о чем сообщить.
– Если о том, что кто-то забеременел или развелся, умоляю, не надо. Мне все равно, – раздраженно машу рукой.
– Да нет! – Джосс крутит головой. – У меня две новости, касающиеся лично меня и в некоторой степени тебя.
Во мне загорается крошечный огонек надежды, но я тут же говорю себе, что с Грегори эти новости никак не могут быть связаны – он здесь ни с кем не общается. И надежда тотчас гаснет.
– Во-первых, – говорит Джосс, почему-то глядя на меня заискивающе, – мы снова помирились с Эриком. – Хлопает глазами.
Я в отчаянии бью по дивану кулаком. Стоило ли из-за этой легкомысленной девицы портить себе жизнь? Какого черта я приняла те ее слова всерьез?!
Впрочем… Если бы не она, я никогда в жизни настолько не почувствовала бы себя женщиной. Не познала бы, что значит любить. Продолжала бы влачить жалкое существование и не задумывалась бы ни о чем, что не касается лично меня. Получается, несмотря ни на что, можно Джосс даже поблагодарить. Хотя бы мысленно, чтобы она не решила, что ей все будет сходить с рук.
– Он приехал позавчера с кучей подарков… – с угодливым видом бормочет Джосс. – Для меня, Долли, даже для Элли и родителей. Что тут было говорить? – Пожимает плечами. – Нам даже не пришлось ничего выяснять, все взяло и склеилось само собой…
В сотый раз! – чуть не слетает с моих губ, но я молчу. Грегори уже не вернешь, злись не злись, а Джосс с Эриком имеют право жить, как им хочется.
– Сейчас он с Долли, – говорит она. – Дома, в смысле у него дома, у нас… О ее зрении заговорил сам, теперь операция, то есть деньги, его забота. – Она тяжело вздыхает. По-видимому, из-за того, что ей неудобно сидеть такой благополучной передо мной – отчаявшейся развалиной. – И няньке позвонил, – продолжает Джосс. – Той же самой. Вчера вечером с Долли сидела она. А мы вдвоем ездили к Стивену. Кстати… – ее лицо странно меняется, – это и есть моя вторая новость. Там был… гм… Грегори. Может, не стоит тебе говорить, но…
Я вся подбираюсь на диване. Кровь в жилах ускоряет ход, виски начинает покалывать. Даже не знаю, хочу я или не хочу о нем слышать… На миг замираю, закрываю глаза. Да, конечно хочу. Это единственное, что мне нужно и важно знать.
– Он там был? Значит, уже вернулся… Интересно – когда? Рассказывай же, – требовательно прошу Джосс.
Она смотрит на меня так, будто вдруг увидела на моем лице родинку, которую, хоть и знает меня с незапамятных времен, не замечала никогда прежде.
– Смотри-ка, как ты вдруг ожила… Неужели правда без памяти его любишь? Не ожидала от тебя, честное слово, никак не ожидала.
– Да рассказывай же!
Джосс облизывает губы, опускает глаза. Видимо, ничего утешительного поведать не может. Мне все равно. Лишь бы узнать о нем хоть что-нибудь.
– Рассказывать особенно нечего, – смущенно произносит Джосс. – Он был в точности такой, как всегда. Пришел примерно в то же время и ушел по обычному расписанию. Пил виски, ни на кого не обращал внимания. – Прищуривается, напрягая память. – Единственное… он как будто немного похудел. Чуть-чуть впали щеки. Но это, может, мне показалось. Из-за того, что у Стивена теперь другие светильники. И более тусклый свет. Гн… то есть Колб… Я хочу сказать, Грегори даже не читал газет, хоть и принес целую стопку. Наверное, бережет глаза. Или… может, все его мысли о другом?
О чем? – рвется из моей души безмолвный вопль. О том, как обманчива бывает наружность женщин? Или о том, сколь тяжко расставаться с мечтой?
Резко наклоняюсь вперед. Щеки горят, сердце колотится где-то у самой шеи.
– А еще что? Что-нибудь еще необычное заметила? Как он был одет, причесан?
Джосс морщит лоб.
– По-моему, как всегда. Я внимательно его разглядывала. Специально для тебя. Эрик вроде бы даже заревновал. – Улыбается. – Наверное, решил, что я положила на него глаз. А ведь этот… Грегори, если честно, хоть ты и говоришь, что он другой и все такое… и хоть наружность его в самом деле… вполне ничего… Он не в моем вкусе, ты уж не обижайся.
Мне плевать. Пусть хоть весь свет в голос скажет, что в такого нельзя влюбляться, я не послушаю. Для меня Грегори предел мечтаний, в нем все, чем только можно восхищаться. Джосс этого не понять.
– А он как будто и не заметил, что я его изучала, – говорит она. – За таким удобно наблюдать – хоть не чувствуешь за собой вины. – Кривит гримасу. – Я все смотрела на него и раздумывала: разве стоит по такому сходить с ума?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});