Лорен Уинберри - Не увянут цветы

— Перестань. Не говори так.

— Но это правда. Ты же хотел узнать ее. И все-таки не следовало рассказывать все.

Он никогда не сможет смириться. Да и не его это проблема. Мы знакомы всего год, каких-то двенадцать месяцев. Несправедливо ожидать, что Ралф пожертвует ради больной жены годами своей жизни, имея возможность быть свободным и счастливым.

— Почему ты сразу не рассказала мне правду? Чем я заслужил недоверие, Линда? — Казалось, слова шли из самой глубины его души.

— Я люблю тебя, дорогой.

— И это ответ? — Он, казалось, не верил собственным ушам. — Ты любишь и поэтому бросила меня? Отняла у меня все, ради чего стоило жить, и утверждаешь, что это любовь?

— Ралф…

— Нет, теперь ты выслушай меня. Когда я вернулся и нашел твою записку, я хотел умереть. — В глазах Ралфа стояла такая боль и безнадежность, что Линду начала бить дрожь. — Жизнь потеряла для меня смысл. Никогда бы не поверил, что женщина может сотворить со мной такое… — Он помолчал, затем медленно произнес: — Когда я встретил тебя, я знал, что могу полностью доверять тебе, знал. Но ты не решилась довериться мне. — Он глубоко вздохнул. — Почему?

— Это не так…

— Нет так, черт побери! — Ралф говорил негромко, но боль, сквозившая в его голосе, была страшнее гнева. — Ты ушла из дому, не дав мне ни малейшего шанса, все взяла на себя. Ты вычеркнула меня из жизни…

— Было бы несправедливо просить тебя разделить со мной горе, — чуть слышно прошептала она. — И цветы… Я не хотела, чтобы ты жалел меня, не хотела обременять тебя…

— Откуда ты взялась такая? С какой планеты? Как ты могла подумать хоть на минуту…

Он порывисто привлек ее к себе и приник к ее губам на какой-то сладостный миг, а затем снова чуть отстранил от себя.

— Мы должны поговорить. Но сначала… — Он внимательно посмотрел на нее, и столько доброты было в этом взгляде, что Линда, сама не зная почему, расплакалась. — Сначала я должен сказать тебе вот что, моя радость. Я люблю тебя. Люблю больше всего на свете и всегда буду любить. Если болезнь одолеет тебя, если мы не найдем какого-нибудь способа исцеления… — Линда хотела сказать что-то, но Ралф накрыл ладонью ее губы. — Тогда я тоже умру. Или буду продолжать существовать еще десять, двадцать или тридцать лет, но живым уже не буду. И если ты решишь покинуть меня сейчас, знай, на что ты меня обрекаешь.

— Тебе лучше избавиться от меня.

— А если на твоем месте был бы я, ты смогла бы поступить так, как предлагаешь мне?

Эта мысль никогда не приходила ей в голову, и Линда в недоумении смотрела на мужа.

— Смогла бы? — настаивал тот.

— Нет.

— А я, значит, могу? Почему? Потому что я мужчина? Или потому, что ты не верила в мою любовь?

— Я знаю, ты любишь меня. Но просить тебя расплачиваться, когда ты никому ничего не должен…

— Должен, не должен. — Ралф недоуменно смотрел на нее. — Откуда ты взялась такая, милая моя? С первого же дня, как мы встретились, ты стала смыслом моей жизни. Ты — это я, разве ты не понимаешь? Мы не два разных человека, а одно целое. Я не могу отмахнуться даже от малейшего пустяка, касающегося тебя. Я дышу тобой… — Его голос перешел в стон, и Линда чувствовала, как закипает в жилах кровь, но вдруг из глаз ее полились слезы. — Ты знаешь, как я думаю, что я чувствую… — Ралф запнулся. — Или мне казалось, что знаешь. Может быть, я чего-то не учел. Кстати, скажи на милость, при чем здесь цветы?

У Линды беспомощно задрожали губы, иона, давясь словами, прошептала:

— Помнишь, ты всегда хотел, чтобы в вазах стояли только свежесрезанные цветы. Ты хотел, чтобы они были верхом совершенства, без малейших следов тлена. Ты сам сказал, что не любишь увядания. — В последних словах прозвучали нотки отчаяния, улегшиеся было страхи вновь всколыхнулись. — Свежие цветы каждый день…

— Линда, это же цветы… — Ралф задумчиво покачал головой. — Ради Бога, скажи, почему мой пунктик на цветах, будь они не ладны, так на тебя подействовал?

— Но я думала… — Линда не могла выдержать сквозившего во взгляде мужа отчаяния и прикрыла глаза. — Я думала, тебе будет слишком тяжело видеть, как я, живая, медленно обращаюсь во прах. Мегги сказала…

— Мегги?!

Ралф приподнял ее лицо за подбородок, заставляя посмотреть на себя, и их глаза встретились.

— Мне следовало догадаться. Какой номер твоя чертова сестрица отколола на этот раз?

— Она… Понимаешь, она очень больна. И я буду такой же, как Мегги через несколько лет, когда мне будет столько же, сколько сейчас ей. Она сказала, что я камнем повисну на твоей шее, и была права. У тебя своя жизнь…

— Ничего более бессердечного мне еще не приходилось слышать. — Ралф разозлился не на шутку и еле сдерживал рвавшийся наружу гнев. — Не могу поверить, что ты полностью разделяешь эту точку зрения. А как же наши отношения, доверие, обещание любить друг друга в радости и скорби, в здравии и болезни? Ты что, и вправду думаешь, что я отношусь к тебе, как к этим чертовым цветам? Что я просто возьму и заменю тебя чем-нибудь более свеженьким? Неужели ты думаешь, я такой?

Она смотрела на него невидящими глазами. Думала ли она так? Нет, в глубине души Линда не верила в это, но поняла только сейчас.

— Я люблю тебя, Линда. Это навсегда, неважно, вместе мы будем жить или порознь. Когда тебя нет рядом, мир обесцвечивается и пустеет. К черту. — Он обнял жену и прижал к себе так, что ей стало трудно дышать. — Ты очень красива, но ведь это не главное. Я люблю тебя, твою сущность, то, что скрыто под этой прекрасной оболочкой. Я люблю твой образ мыслей, твою честность, чувство юмора, все то, что делает тебя тобою. Если бы завтра из-за какого-нибудь несчастного случая ты была бы изуродована или покалечена, конечно, я бы сильно расстроился, но совсем не по той причине, что взбрела тебе в голову. Если больно и плохо тебе, значит, и мне тоже. Но любую беду мы должны пережить вместе. А сейчас мы сядем, и ты расскажешь все с самого начала.

— Ты уверен, что хочешь это знать? — робко спросила Линда, пока Ралф усаживал ее к себе на колени. — У меня нет шансов ни на отсрочку, ни на излечение. Я не упрекну тебя, если ты захочешь уйти.

— Зато я упрекну тебя. Ты моя, Линда, а я твой. И от тебя я жду того, чего не хочу ни от кого другого: любви, верности, ощущения того, что мы — семья…

— Но ведь у нас не будет семьи, раз не будет детей. — Линда произнесла это внешне спокойно, но тоска обручем сжала ей грудь. — Это наследственное заболевание передается по материнской линии, я не могу рисковать.

— Ты моя семья. Я сказал тебе об этом, как только мы поженились, когда рассказывал о маме, об отце, о брате. Пусть не будет детей. Лишь бы ты была рядом, я и это приму с благодарностью…