Горсть синего овса - Марина Тарасова
А в это время на грешной Земле жили люди, для которых Арина, сама того не зная, стала поворотной точкой в судьбе. После случая с ней их жизнь уже не могла быть прежней.
Когда Арина снова открыла глаза, было уже утро.
– Надо позвонить Вадиму, он волнуется, – подумала девушка.
Она посмотрела вокруг, рядом с кроватью не было тумбочки. Почему? – подумала она. И тут в её голове закружились вопросы: Сколько сейчас времени? Где моя сумка с мобильником? Знает ли Вадим, что она здесь? Можно ли мне встать с кровати? Потом пришло ясное решение всех вопросов: Надо дождаться, когда кто-нибудь придет в палату, и тогда будут ответы на все вопросы. Она сразу как-то успокоилась и начала осматриваться.
В палате кроме её кровати была еще одна, аккуратно застеленная. Арина снова начала вспоминать, вчерашние события, которые привели её в эту больничную палату. Вспомнила высокого мужчину с насмешливыми темными глазами, который схватил её за руку, на других она даже не успела обратить внимания, всё произошло очень быстро. Тогда ей показалось, что он схватил её за руку нагло с какими-то дурными намерениями, а сейчас она совсем не злилась на этого мужчину, наоборот думалось о своей неуклюжести. Ей даже стало неловко за то, что она на виду у этих незнакомых людей грохнулась на тротуар.
– Вот я дурочка, ну подумаешь, за руку взял, что я так взбрыкнула? Интересно, что это были за люди?
У неё ничего не болело, но ужасно хотелось есть. Она опять стала думать о Вадиме, на лице появилась блаженная улыбка. Странно, когда раньше мне было плохо, я всегда о маме думала, а теперь о нем. Будто теперь это моя защита в жизни, и надежнее его нет никого на свете. Вспомнила маму, и мысленно поставила их рядом. Даже мама теперь казалась маленькой и беззащитной в сравнении с Вадимом. Если он будет рядом, мне ничего в жизни не грозит. От этой мысли стало тепло на душе и уютно, даже на больничной кровати.
Течение её мыслей прервалось, когда открылась дверь, и вошла вчерашняя медсестра.
– Уже проснулась, – спросила она, устало улыбнувшись, – как себя чувствуешь?
Арина улыбнулась ей, как старой знакомой:
– Хорошо, только у меня к вам много вопросов.
– С вопросами подожди, сначала я внесу ясность в ситуацию. Потом, может, и вопросы не понадобятся. Начну с того, что ты в реанимации, поэтому вставать с кровати нельзя, туалет – это судно, никаких посетителей, в общую палату переведут, только после посещения врача, он придет в 8, а сейчас держи градусник. Ещё вопросы остались?
Арина заметно погрустнела.
– Сколько сейчас времени? – спросила она, ставя под мышку градусник,
– 6 часов, да, еще кое-что – медсестре вдруг захотелось, чтобы улыбка вернулась на лицо этой девочки: – твои вещи в камере хранения, а тот, кому ты хочешь позвонить, вчера поднял на уши всю больницу, еле выпроводили. Всю ночь сидел в машине на больничной стоянке, а сегодня чуть свет уже маячит у входа, потерянный и небритый. И где только такую породу мужиков выводят?
Арина снова улыбалась. Как мало нужно человеку для счастья… всего лишь, знать, что ты кому – то дорог.
Вадим
Вадим увидел Арину только на следующий день утром, когда её перевели из реанимации в обычную палату. Он смотрел на неё во все глаза и не мог наглядеться. Слова на ум не приходили, хотелось передать свои чувства как-нибудь телепатически.
Потом был долгий день. Городецкий не мог быть нигде, ни дома, ни на работе. Он бесцельно слонялся по улицам, посещал те места, где они бывали с Ариной. В его кармане болтался маленький футляр с кольцом, которое он купил вчера, когда его не пустили в реанимацию. Тогда он всю ночь просидел в машине, сжимая в руке это малюсенькое колечко и просил Всемогущего о чуде.
Теперь его жизнь обрела смысл, и этим смыслом была Арина.
Он вернулся домой вечером, страшно уставшим и голодным. Наспех поужинав, он улегся на диван и включил телевизор. Вадим смотрел на экран, но думал о своем. После вчерашней ночи в его душе поселилась тревога. Он вдруг понял, что его счастье очень хрупкое, и страх его потери будет сидеть внутри до конца жизни.
– Как живут любящие с этим страхом? – думал он, – неужели к нему можно привыкнуть?
Вадим представил Арину крошечной, умещающейся на его ладони.
– Носил бы её всегда с собой и оберегал от всех несчастий, – улыбнулся он. Его сон был крепким и безмятежным.
А беда, заглянувшая в его жизнь вчера, уже унеслась в осеннюю ночь, шастать под другими окнами. Удивительно было то, что о ней все знали, но каждый думал, что она заглянет к кому угодно, только не к нему.
Сашка
После несчастья с Ариной Директор почувствовал угрызения совести.
– Что-то в последнее время я слишком часто ощущаю себя негодяем, – думал он, – Почему я не рассказал Вадьке о том, что услышал от Стрекозы, это было бы справедливо, хотя ничего бы не изменило.
Теперь в его жизни было два незавершенных эпизода. Один из них касался Жени. Эта девушка что-то затронула в его душе, её простота и искренность привели в движение какой-то заржавевший механизм внутри Сашки. Он еще не понимал значения произошедших с ним изменений, но одно знал точно: ему не хотелось, чтобы Женя думала о нём плохо.
Но начать Директор решил не с этого. Он знал, как скверно сейчас Вадиму и ему хотелось сделать что-нибудь для него. Досадуя на то, что когда-то обманул друга, не выполнив обещания, Сашка решил исправить это прямо сейчас. Требовалось поставить окончательную точку в расследовании загадочного знакомства Вадима и Арины, и сделать это мог только УЕФА.
На стоянке около салона не было машины Рината.
– Значит, на работе его нет, – подумал Директор
В вестибюле он огляделся, посетителей не было, только на ресепшене, спиной к нему стоял плечистый мужчина, закрывая собой фигуру администратора. Сашка плюхнулся на диван и, положив ногу на ногу, взял со столика какой-то глянцевый журнал. Заголовки статей в журнале были глупыми и совсем не интересными,
– Неужели за эту галиматью кто-то согласен платить деньги, – лениво думал Директор, листая журнал и время от времени бросая взгляд на входную дверь.
Ринат пришел в то время, когда Директор увлеченно читал статью в журнале, посвященную корпоративным вечеринкам. Статья была написана с неподражаемым юмором, и что называется «не в бровь, а в глаз». Фамилия
