Шэрон Кендрик - Любовница по контракту
– Погоди – значит, ты начал вести переговоры о покупке компании еще до того, как встретил меня на юге Франции? – недоумевала Зуки.
– Конечно же, – улыбнулся он. – А ты думала – наоборот?
– Ну да!
– Сага, это только в сказках все происходит быстро, а в жизни невозможно просто вот так, сразу, купить такую компанию, как «Формидабль», – на это уходят месяцы. С одной стороны, меня сжигала ревность при мысли о том, что ты развлекаешься с Сальваторе, а с другой – я был рад возможности снова тебя увидеть до того, как предложить тебе работать в моей компании.
А когда я тебя увидел, то понял, что все еще к тебе неравнодушен. Но снова стал сопротивляться. Пытался уверить себя, что ты воплощение всего того, что я презираю в женщинах. Временами мне даже удавалось убедить себя, что я тебя ненавижу. Но чаще…
– Ты и в «Франклин моторз» решил вложить деньги, потому что…
– Потому что у меня должно было быть хоть что-то в запасе, если ты откажешься работать на «Формидабль», что было вполне вероятно.
– Безжалостный зверь, – заявила она, но про себя подумала: Паскуале купил одну компанию и вложил деньги в другую, потому что любит ее! Она даже похолодела от восторга.
– Вот чего я не понимаю, так это почему ты не подавала в суд на эти чертовы газеты за всю ту ложь, которую они печатали о тебе, если, как я теперь знаю, я был твоим первым и единственным любовником?
– Я была вынуждена так поступать, – пожала Зуки плечами, – было бы слишком много склок. К тому же у меня не было никакого желания, чтобы меня по косточкам разбирали в суде.
– Я должен был догадаться, Зуки, – смешался он. – Мне следовало бы знать, что ты честна и порядочна по сути своей. В тебе было слишком много гордости и достоинства, чтобы иметь такие беспорядочные связи. Мои аргументы против тебя отпадали один за другим, и теперь единственное, что осталось незыблемым, – моя любовь к тебе.
– Почему же ты просто не рассказал обо всем этом? Почему не признался, что любишь меня, вместо того чтобы нести всю эту чушь по поводу любовницы?
– Во-первых, мешала гордость. Я был убежден, что после всего того, что я наговорил и сделал, такая крутая перемена была бы неправдоподобной… Я не был уверен, сможешь ли ты меня простить. Я совершенно не понимал, как ты ко мне относишься, и решил продвигаться медленно, шаг за шагом.
Я думал, что, если дам тебе время, ты перестанешь сердиться, и твои чувства постепенно изменятся. Но не получилось. Вместо того чтобы стать ближе, мы все больше отдалялись…
– Мне была противна сама мысль о том, чтобы стать твоей любовницей. Я чувствовала себя униженной.
– Тогда, черт побери, почему ты мне об этом не сказала?
– Тоже из гордости. Я думала… я надеялась… что мне не придется… что ты догадаешься. Паскуале, – продолжала она в отчаянии, – неужели ты не задумывался над тем, почему я позволила тебе лишить меня целомудрия? – Она вдруг запнулась на последнем слове.
Старомодное слово. Но оно ей понравилось. Паскуале поднял вверх руки, прося о пощаде.
– Я был настолько без ума от тебя, что не пытался разобраться до тех пор, пока ты не уехала. А когда задумался, то понял, что если бы ты меня не любила, то не отдала бы мне свою самую большую ценность…
Он замолчал и смотрел на нее глазами, полными мольбы.
Очень нежно Зуки дотронулась до его щеки.
– Больше всего на свете мне бы хотелось, чтобы я была беременна от тебя.
– Зуки?
– Да, я люблю тебя, – улыбнулась она. – Я всегда любила тебя, глупый ты человек, – разве ты этого не знаешь? Паскуале…
Она не успела договорить, потому что оказалась там, где ей больше всего хотелось быть, – в его объятиях.
Паскуале стал целовать ее так, будто только что узнал, что такое поцелуи. Прошло несколько минут, прежде чем он поднял голову и серьезно посмотрел на Зуки.
– Помнишь, я говорил, что работающие женщины должны ради детей оставить карьеру…
– Ммм…
– Забудь об этом.
– Забыть? Как великодушно с твоей стороны, Паскуале, – отозвалась она шутливо.
– Разве я могу диктовать тебе какие-то условия? Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива.
– Настолько, что готов пожертвовать своей теорией воспитания детей?
– Конечно, моя дорогая, – он чуть пожал плечами. – Ты делаешь большие успехи в бизнесе, и карьера важна для тебя, я это знаю. Не могу же я требовать, чтобы ты отказалась от всего, чего добилась.
– Можешь, – решила она облегчить его переживания.
– Гмм? – Он наклонился, чтобы поцеловать ее нежную шею, но, внезапно выпрямившись, с удивлением посмотрел на нее. – Что ты сказала?
– Что я с тобой согласна, – ответила она, довольная тем, что он сбит с толку. – Я считаю, что мать должна сама воспитывать своего ребенка, если она этого хочет. А я хочу.
– Недавно ты говорила совсем другое, – с укоризной сказал он. – Ты попыталась разнести в пух и прах все мои аргументы.
– Это потому, что мы говорили о проблеме вообще, – твердо заявила она. – Я пыталась защитить Франческу. Назови это женской солидарностью, если тебе угодно. Но если говорить серьезно, Паскуале, работа модели потеряла для меня в последнее время свою привлекательность. Помнится, ты говорил, что мне стоит профессионально заняться живописью. Это-то я и пытаюсь сделать с тех пор, как переехала сюда. А живопись совместима с семейной жизнью.
Только сейчас он посмотрел оценивающим взглядом на ее картину.
– Что ты об этом думаешь?
– Не… не самая лучшая твоя работа, моя дорогая, – нерешительно ответил он.
Зуки вздохнула с облегчением. Он любит ее! Любит настолько, что говорит правду!
– Я знаю: на самом деле мазня. Но я была так несчастна…
– А почему ты была несчастна? – с невинным видом спросил Паскуале, начав расстегивать ее блузку.
– Ты отлично знаешь, почему, – ответила она, откинувшись, чтобы ему было легче справиться с пуговицами.
– Почему же не сказать? – предложил он, и блузка полетела на пол. – А еще лучше – показать. А потом мы можем обсудить нашу свадьбу.
– Нашу свадьбу? Что-то не припоминаю, чтобы ты предлагал мне выйти за тебя замуж.
– Это легко поправить, – пробормотал он, увлекая ее в спальню. – Выйдешь за меня замуж, моя прекрасная, золотоглазая девочка?
– Ты прекрасно знаешь, что выйду, самонадеянный дикарь!
– Но мы поженимся скоро, очень скоро, – сурово сказал он. – Я не собираюсь долго ждать. Я тебе уже говорил, что я…
– …человек нетерпеливый! – закончила она за него, смеясь. – Я тоже не слишком терпеливая женщина, так что давай поскорее займемся любовью, Паскуале!
– Amore mio,[8] – тихо прошептал он, ложась рядом с нею.
Потом с обожанием посмотрел на ее прелестное лицо и начал медленно его целовать.
