Снежный пепел (СИ) - Сурина Лилия
Дом был пуст, когда я добралась, то первым делом проверила вещи Саши. Все было так, как я оставила почти месяц назад. Слой пыли на мебели тоже вопил о том, что Саша не вернулся из командировки. Что-то случилось…
Глава 48
Я вспоминаю о Кате, может она знает, что происходит, тоже сдружилась с Таней, познакомившись с ней на нашей свадьбе. А я ее упустила из виду, мы редко стали встречаться и созваниваться, подруга ушла из фитнес-центра еще два года назад, вышла замуж и уехала в другой город. Разные интересы, разные дороги…
— Катюша, привет! — радуюсь, что хоть ее голос слышу в трубке. — Как дела? Как жизнь?
— Привет, — не очень приветливо отвечает подруга, странно, не соскучилась что ль. — У меня всё хорошо, Костя пошел на повышение, и мы скоро возвращаемся в наш город. А ты как? Таня сказала, что ты снова беременна, как чувствуешь себя в этот раз?
— Хорошо чувствую, как и всегда. Я стараюсь не думать о ребенке, будто его уже нет. Да и не было. Все равно получится как в прошлые разы.
— Может все хорошо будет…
— Да нет, не надеюсь. А ты Таню давно видела? Она не отвечает на мои звонки…
— Так дней десять как… Кстати, почему ты не приехала на похороны? Ты же любила Сашу, вы были счастливы. Ну и что, что вы развелись, в последний путь можно было проводить, — выговаривает мне подруга, а я ничего не понимаю, в голове начинает гудеть, а в груди разрастается огненный ком. — Твоя бывшая свекровь сказала, что ты отказалась приехать.
— Куда… приехать? — сиплю, неожиданно севшим голосом.
— На похороны Саши… мужа твоего бывшего…
— А разве… Саша умер? — я не верю своим ушам, нет, это просто злая шутка, это просто…
— Да, в горах, где они снимали сюжеты, случилось землетрясение, и вся группа погибла… только одного не нашли, Таниного мужа, он без вести пропал, ищет она его, поэтому и не отвечает на звонки.
Комок в груди разрастается до неимоверных размеров, вот-вот лопнет, в ушах вата, через которую почти не доходят звуки.
— Алена? Ты меня слышишь? Ты там как? Я сейчас приеду… я в городе…
Руки трясутся, я оседаю на пол. Крик будто залили цементом в моей груди он не может вырваться наружу, душит меня… боль в груди горит огнем и сдавливает ребра раскаленным железным обручем. Саша… его лицо стоит перед глазами, он улыбается мне…
Когда я прихожу в себя, то вижу больничные стены, а рядом сидит Катя с виноватым видом.
— С ребенком все в порядке, — сразу тараторит девушка, стоит мне только пошевелиться, — так что не переживай.
— А у меня сердечный приступ, я поняла…
— Да, приступ случился. Это я, дура такая, наговорила тебе…
— Я не знала ничего. И с Сашей мы не развелись, я подала заявление, но не собиралась… — подбородок затрясся, зубы стали выбивать чечетку, не давая говорить. — К-к-как я-я тепе-е-рь … без него…
Я провалялась в больнице целый месяц, пролежала лицом к стене, копаясь в своих счастливых воспоминаниях, где он живой и веселый. Уже наступила зима, когда меня выписали. Катя приехала за мной, на своей машине, чтобы отвезти домой. В пустую квартиру, где все напоминает о любимом мужчине.
— Как ты? Как малыш? Врач сказал мне, что у тебя мальчик будет? — я только киваю, все верно, сегодня утром на узи узнала, что ношу сына. Но все равно не надеюсь на благоприятный исход.
— Отвези меня к нему, — прошу подругу, и она понимает, о чем я говорю, без слов везет меня на кладбище, припорошенное чистым снегом.
Мы долго идем по дорожке, вглядываясь в таблички на памятниках. Я купила букет роз у ворот, шипы врезаются мне в пальцы, но я не убираю их. Мне нужна эта боль.
— Там могила его матери, давно умерла. Вот… а, нет, не она.
А я прохожу мимо, так и не взглянув. Я просто иду, вперед. Катя берет меня за руку и тащит к могиле.
— Вот, смотри, здесь.
Да, табличка с его именем. Рядом большой памятник, имя женское. Сашина мама, которая умерла, родив его. Для меня.
До меня доходит, что могила одна, как они тут вдвоем? Катя объясняет, что тело кремировали и захоронили в могиле матери, под плиткой, на которую я опираюсь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Почему кремировали?
— Ну… так легче было вывезти… привезти в нашу страну.
— Ясно.
Странно, но я ничего не чувствую. Вернее, чувствую жалость к человеку, но он мне будто чужой.
— Будто не он…
— Он, перед кремацией его отец тест днк сдавал. Он показал, что это сын, — подруга поясняет, а я снова задаю ей немой вопрос — почему? — Так тело было не узнать, там все смято и … так что, только прах.
Вдруг я хочу посмотреть на прах. Трогаю плитку, она поддается, как ни странно. Толкаю ее в сторону, там углубление, и видна урна.
— Странно, так слабо заделали, — хмыкает Катя, — а я была на похоронах и видела, что цементировали хорошо. А сначала еще доски клали, вот эти, — она показывает на короткие деревяшки возле ограды.
— Да это вандалы, кхм, — слышится за оградой, мы подскакиваем от неожиданности. — По ночам лазят, ковыряются в могилах, ищут ценности, а я один не могу за всей территорией уследить.
Пожилой мужчина в черной куртке и шапке-ушанке стоит на дорожке, качает сокрушенно головой. Потом достает из кармана блокнот и ручку, записывает номер места.
— Вы не переживайте, я записал, пришлю работников, они все восстановят.
Мы благодарим служащего, он идет дальше, разглядывая соседние захоронения, наверное, ищет еще нарушения. А я не могу глаз отвести от сияющей на солнце урны. Не выдерживаю, вытаскиваю ее из углубления, и снова не чувствую, что в моих руках то, что имеет прямое отношение к моему Саше. Он сам. Вернее, не он. Кручу резную крышку, хочу заглянуть внутрь.
— Ну что ты делаешь! — прикрикивает на меня Катя, и я от неожиданности роняю урну на снег.
Оторопев смотрим, как сероватый пепел смешивается с белоснежным снегом. Ветерок лениво гоняет скорбную взвесь, уносит прочь ее.
«— Шурка тогда даже в госпиталь попал, нахватался, без маски. Я сразу надел, а он все ржал и пытался снежки скатать, идиот», — я будто слышу, как смеется мой Саша…
Снежный пепел бывает, он был прав…
Глава 49
Алёна
Я не смогла жить в квартире, уехала в деревню и забылась там на несколько месяцев. Даже не стала разбираться, почему меня не известили о гибели мужа, и о похоронах. Я думала о сыне, боялась потерять его, весь смысл жизни в этом маленьком существе, и любой нервный срыв мог навредить ему. Я отложила разборки на будущее. И так понятно, что это свекровь руку приложила.
До Тани я так и не смогла дозвониться, вскоре ее номер стал нерабочим, видимо сменила его, чтобы не докучали звонками. Я тоже сменила, стали поступать назойливые звонки от журналистов, с предложениями выставить напоказ нашу с Сашей жизнь.
Пару раз ездила в город, чтобы оформить наследство. Во второй раз наняла адвоката, который сам общался с родителями мужа, добывая свидетельство о смерти, и сам всё оформлял, только привозил документы на подпись. Так что, мне почти ничего не пришлось делать.
Я все перерыла в интернете, что касалось гибели съемочной группы, выудила каждую песчинку. Шурка нашелся, об этом писали. Он лишился ноги, а потом исчез с горизонта вместе с семьей.
Я запрещала себе плакать, беспокоясь о малыше. Но это плохо получалось, даже в деревне все напоминало о любимом. Новая крыша и крыльцо, помню, как Саша сам привез стройматериал, сам все сделал. Саженцы яблонь и груш… они подросли, когда сажали, давали им имена, соревновались даже, у кого интереснее получится. И до сих пор ветер треплет таблички, на которых его рукой написаны эти имена. Да много чего сделано заботливыми руками любимого.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Зима прошла, стало немного полегче. Работа фельдшера не давала заскучать, в марте я ушла в декрет, но работать не перестала, ковыляла потихоньку, поглаживая большой живот.