Хелен Брукс - Или все, или…

– Нет. – Она подняла на него ласковые медово-карие глаза, и он кивнул:

– Ну, разумеется, нет, ведь вам тоже приходилось страдать. – Джоанна, не зная, что ответить, ждала, и минуту спустя он произнес: – Мое детство не было счастливым, Джоанна. Я не стану обременять вас подробностями, достаточно будет сказать, что я не любил своих родителей. Когда я встретил мою будущую жену, я был – ничто, а она – высокородная барышня, но мы оба мгновенно поняли, что предназначены друг для друга. Ее родители были категорически против, но… – В его голосе не было горечи, он констатировал факт. – Она дождалась меня, в чем я не сомневался. Наш брак ознаменовало рождение сына, отца Хока, и это отняло у нее жизнь. Я часто спрашивал себя – не сказалось ли на моем отношении к сыну отчаяние, которое я испытал вследствие этой безвременной утраты, но все же, по-видимому, дело было в другом. Мне не нравился его характер, он весьма напоминал моего отца своей холодностью, мелочностью, эгоизмом. Но мать Хока была доброй женщиной, даже излишне доброй. Она позволяла моему сыну слишком многое. – Он помолчал, несколько изменил позу и начал снова: – Я люблю своего внука, Джоанна, очень люблю и не считаю это чувство признаком слабости.

– А Хок считает! – У нее вырвалось это неожиданно для нее самой, вся ее боль выразилась в этих двух словах. Джед несколько мгновений молча смотрел на нее, затем с трудом поднялся с кресла и, повернувшись к ней спиной, принялся смотреть на пляшущие в камине язычки пламени.

– Я собираюсь поведать вам одну сказку, – произнес он тихо, – довольно мрачную сказку, а вы сами решайте, как с ней поступить.

Джоанна промолчала, чувствуя, что этот разговор ведется неспроста.

– Однажды в богатой семье родился мальчик. Он был единственным ребенком, и когда родители погибают вследствие несчастного случая – а мальчик к тому времени уже вырос, – никто не может разделить с ним его горе. А горе его велико: он узнал о родителях некоторые вещи – темные, сокровенные, – которые изменили его отношение к жизни. Их смерть сделала его еще богаче и… привлекательнее для алчных женщин. Но он вовсе не глуп, он жил в богатстве всю жизнь и знает о его притягательной силе. Но вот на его горизонте появляется одна особа, которая оказывается поумнее прочих – во всяком случае, похитрее. Вы следите за моим рассказом?

– Да. – Сердце Джоанны билось так сильно, что она чувствовала его удары в горле.

– Он влюбляется в нее по уши, как говорили в старину. В то время ему необходим кто-то родной и близкий, чтобы преодолеть боль и сомнения, которые не оставляли его со времени смерти родителей и последующих открытий. Ей это прекрасно известно, она пользуется этим и обводит его вокруг пальца с ловкостью виртуоза – в искусстве обольщения она и впрямь была виртуозом. Он делает ей предложение, и она мило принимает его. Уже разосланы приглашения на свадьбу, начали поступать подарки. И вот он как-то днем заходит к своему шаферу уточнить кое-какие детали свадебного банкета – они знакомы с детства и все равно что братья – и застает его со своей невестой в весьма пикантный момент, в самый момент их близости.

Джед обернулся и посмотрел на нее, и она увидела, что сапфировые глаза, которые он передал своему внуку, пылают непримиримым гневом, несмотря на то, что все случилось так давно.

– Банальный треугольник. Возможно, это было бы смешно, если бы не было так трагично. Но худшее ожидало впереди. Когда о разорванной помолвке стало известно – а подобные вещи быстро делаются достоянием гласности в светских кругах, к которым принадлежал наш молодой человек, – некоторые из его друзей решаются открыть ему то, что боялись сказать раньше: что эта леди не впервые замешана в скандалах подобного рода. Она встречалась с женатыми мужчинами, имела нескольких любовников и до, и после того, как познакомилась со своим бывшим женихом. Подобные вещи вряд ли приятно выслушивать самолюбивому молодому человеку в двадцать лет.

– И… как же он поступил? – спросила пораженная Джоанна.

– Думаю, вы знаете, – ответил Джед спокойно. – Он лишается иллюзий и становится циником. Он берет мир за горло и ведет игру по собственным правилам, со временем все больше ожесточается и делается похожим на… своего деда, – мягко закончил он. – Но в сокровенном уголке его сердца, так глубоко, куда никто не может заглянуть, сохраняется потребность любить и быть любимым.

– Вы так считаете? – спросила Джоанна с болезненной прямотой.

– А вы?

– Я… я думала, что Хока влечет ко мне потому, что я для него недоступна. – Джоанна беспокойно шевельнулась на своем стуле. – Вы сами сказали, что за ним охотятся самые блестящие красавицы – богатые удачливые женщины, которые разделяют его образ жизни и наслаждаются им. Может быть, для разнообразия он решил однажды взять на себя роль охотника?

– Молодой человек, о котором я вам рассказываю, далеко не дурак, – медленно произнес Джед. – Возможно, если он найдет настоящую жемчужину, он сумеет ее распознать.

Джоанна в упор посмотрела в обращенное к ней выразительное лицо. Неужели он хочет сказать, что считает ее подходящей парой для своего внука, или же этот неправдоподобный разговор имеет целью тонко намекнуть ей на обратное? Если она была этой самой «жемчужиной», Хок определенно не оценил ее за несколько месяцев их знакомства, и Джеду Маллену это должно быть известно. Джоанна не знала, что и думать.

– Я очень благодарна вам за сегодняшний день, но мне надо идти. – Она встала и уже хотела протянуть ему руку для прощания, но что-то в лице Джеда – мимолетное выражение печали, одиночества, которое не выразить словами, – заставило ее приподняться на цыпочки и поцеловать его в щеку. – Спасибо, что поделились со мной… этой историей, – пробормотала она.

– Вы подумаете над ней? – спросил он. – Пожалуйста, подумайте.

– Хорошо.

Она не думала ни о чем другом, пока водитель вез ее назад в дом Хока, но в результате только запуталась в бесконечных вопросах. Мог ли кто-нибудь разбить лед, сковавший сердце Хока? А если это случится, захочет ли он связать жизнь с таким человеком? А разве какая-нибудь женщина сможет ужиться с таким холодным циником, в которого превратился Хок? Джоанне казалось, что она не сможет – даже если она нужна ему не только для короткой интрижки. Она не могла черпать уверенность в хорошем происхождении, дружной семье или богатом жизненном опыте, она не была интеллектуалкой, не владела богатством – она всего лишь такая, какая есть, а этого, в чем она уже успела убедиться, недостаточно.

Прежде чем длинный шикарный лимузин остановился перед домом Хока, она нашла в себе силы взглянуть на вещи с точки зрения здравого смысла. Мечты – это одно, реальность – совсем другое. Напрасно она мучает себя. Она для Хока – каприз, кратковременная одержимость навязчивой идеей – по его собственному выражению. Но она не годится для этого – она слишком любит его.