Ли Майклс - Свадьба с препятствиями

— Ты меня поняла? — услышала Эбби голос Дженис и заморгала, будто очнулась от сна.

— Подожди, я только сбегаю за кейсом.

Когда Дженис включила мотор, Эбби сказала:

— Я чувствую себя виноватой. Ухожу из дома, когда Норма, трудится не покладая рук. Ей надо наготовить еще столько еды!..

— Ради Бога, обойдемся без добровольных помощников! Если у нее появится рядом еще одна пара рабочих рук, она просто расширит список того, что ей надо сделать, — вздохнула Дженис. — Было бы гораздо легче расписаться в мэрии, а затем скромно, по-семейному, отпраздновать событие в каком-нибудь ресторанчике. Ведь, в конце концов, важен сам брак, а не свадьба. А для него нужны лишь двое любящих друг друга людей.

В голосе матери прозвучала такая нежность и убежденность, что у Эбби перехватило горло от щемящей тоски. Двое любящих друг друга людей. И все. А что делать, если любовь без взаимности?..

— Ты как-то призналась мне, что поняла, насколько дорог тебе Фрэнк, в тот момент, когда сломался обеденный стол, — вдруг выпалила Эбби. — Но как все началось? Как ты влюбилась?

Дженис удивленно взглянула на дочь. И та поняла: должно быть, в первый раз она открыто признала, что отношение матери к Фрэнку — это действительно любовь. А не самообман или начало старческого маразма.

— По-моему, это началось в тот день, когда он устанавливал на кухне новое оборудование, — мягко улыбнулась Дженис. — Сама знаешь, как мы всегда мечтали о таких кранах, какие у нас сейчас. — (Да, действительно, что-то такое припоминаю, подумала Эбби.) — Фрэнк отключил воду, а тут, как назло, мне ужасно захотелось кофе. Тогда он налил мне чашку из своего термоса. Мы сели и немного поболтали… — Голос Дженис стал тише. Лицо чуть порозовело. Глаза приняли мечтательное выражение.

«Боже ты мой, как романтично!» — чуть не ляпнула, Эбби, но вовремя удержалась от саркастического замечания. Интересно, а что бы ответила она сама, поменяйся они с матерью ролями и спроси та у нее, когда она впервые обнаружила, что ее влечет к Флинну? Может быть, в тот день, когда она увидела его акварель в Эштон-корте? Или когда увидела, как он ухаживал за розами в саду Флоры Пемброук? С обнаженной грудью и разгоряченный… Или это произошло гораздо раньше, еще в школьные годы, когда она стала мишенью его карикатур?

— Хотя, по-моему, если бы я не сделала первый шаг… — продолжала размышлять вслух Дженис. — А знаешь, я передумала. Пожалуй, лучше съезжу не к портнихе, а в клуб садоводов. А ты, значит, в Чендлер-колледж?

— В принципе да, но сейчас пока рановато: библиотека еще не открыта. — Эбби огляделась и быстро приняла решение: — Подкинь меня к кладбищу, хорошо?

— Как скажешь. — В глазах Дженис промелькнуло выражение озабоченности.

— Не волнуйся! Все в порядке, мама, — ответила Эбби на невысказанный вопрос.

Дженис промолчала и даже постаралась весело улыбнуться на прощание, но скрыть беспокойство все-таки не смогла: глаза все выдали.

Стояло, прекрасное июньское утро. Но в воздухе уже ощущалось приближение полуденного зноя. Когда Эбби взобралась наконец на вершину холма, где располагалось кладбище, она больше всего жалела о том, что не оставила внизу свой кейс.

Сирень, которую она положила в прошлый раз на могилу отца, по-видимому, завяла, и ее убрали. Новый букет с крупными шелковистыми гроздями, принесенный Эбби, оказался не единственным украшением могилы Уоррена Стэффорда. Возле высокого гранитного надгробья появился маленький куст с глянцевыми сердцевидными листьями. Наступит весна, и весь он покроется густой массой лиловых цветов с крепким дурманящим запахом.

— Сирень, — прошептала Эбби и опустилась на траву, чтобы лучше разглядеть куст.

Она растроганно смотрела на зеленые прутики, и сердце ее наполнялось целительным теплом. Наверно, ничто другое не смогло бы вызвать в ней столь резкую перемену настроения. Дом Уоррена Стэффорда пустеет, его новые владельцы, вероятно, захотят придать саду совсем другой вид и вырубят посаженные отцом бесценные кусты сирени. Пусть рубят, если им так хочется! До тех пор пока Уоррена помнят — не святым, не злодеем, а нормальным человеком, сильным и талантливым, — все это неважно.

И когда некоторое время спустя Эбби уходила с кладбища, на душе ее было удивительно легко, дорога сама бежала ей навстречу, и портфель казался пушинкой.

Подходя к дому Кэмпбеллов, Эбби услышала жужжание электрической пилы. Через минуту она увидела Фрэнка. Услышав ее шаги, тот обернулся:

— Добрый день, Эбби.

— Что вы тут делаете во дворе?

— Книжные полки, — приветливо объяснил отец Флинна и нагнулся над доской со складным метром. — И миссис Кэмпбелл довольна: в доме нет ни стружек, ни пыли, и мне хорошо: дышу свежим воздухом. — Он посмотрел в чертеж и, вынув из кармана карандаш, что-то отметил на доске.

Что сегодня утром говорила Дженис? Не сделай она первый шаг, все бы осталось без изменений, вспомнилось вдруг Эбби. Не пора ли и ей тоже сделать этот первый шаг, иначе ее отношения с Фрэнком так и застрянут на нынешнем рубеже?

Спокойные, вежливые, но без малейшего намека на искреннее дружелюбие.

— Не возражаете, если я минутку-другую посижу с вами? — спросила она.

— Нет, конечно. — На мгновение, оторвавшись от работы, Фрэнк взглянул на девушку.

Взлет его бровей напомнил ей Флинна. Некоторое время она молча следила за уверенными движениями сильных мужских рук. Неожиданно из глубин памяти всплыла похожая картина из далекого детства.

— Помните тот день, когда вы починили мой велосипед? — вырвалось у нее.

— Конечно, помню. — Фрэнк чуть заметно улыбнулся.

— Мне, наверно, было восемь или девять, — принялась вслух вспоминать Эбби. — Я немного заблудилась и опаздывала к обеду. А тут, как назло, цепь соскочила… Вы знали, что мне не разрешалось уезжать за пределы Эрмитаж-роуд?

Он кивнул.

— Но вы тогда не сказали мне ни слова. Быстро натянули цепь, погрузили меня с велосипедом в грузовик и довезли до самого дома…

— Ну, не совсем до самого дома.

— Ах, теперь-то понятно, почему вы остановились возле дома Пемброуков. — Эбби обрадованно щелкнула пальцами. — Чтобы я не получила нагоняй, да? Почему не сказали мне тогда об этом? А я-то, глупая, боялась, что вы, расскажете отцу и меня накажут.

— У меня даже в мыслях не было ябедничать, поэтому и не сообразил, что тебя это могло тревожить.

— Ну, конечно, нельзя сказать, чтобы я особенно боялась отца. Он меня за всю жизнь и не шлепнул-то ни разу. Однако так умел заставить меня почувствовать свою вину, если я вдруг набедокурю, что я старалась поменьше шалить.