Шэрон Кендрик - Надежда в подарок
— Он спрашивал, приедем ли мы на свадьбу Алекса и Аллегры.
Элла подняла глаза:
— А что ты сказал?
— Я сказал, мы еще не решили. Потому что это правда, ведь так, Элла? Мы много чего еще не решили, и мне кажется, свадьба твоей сестры — не главная тема для обсуждения сейчас.
Элла кивнула. Его слова заставили ее сердце бешено колотиться. Она понимала, что невозможно и дальше откладывать разговор, но очень боялась необходимости решающего раута. Боялась того, что ее ждет впереди: пустого холодного будущего без мужа.
Она все еще надеялась, что они забудут прошлое и начнут новую жизнь. Жизнь, основанную на любви, которая витала в воздухе с момента рождения их дочери. С того самого мига, когда их взгляды встретились и они признали появление новой жизни, объединившей их навсегда.
Они чувствовали себя слегка потерянно, когда приземлились в знаменитом Самалтине, держа на руках новорожденную дочку. Они назвали ее Риана, потому что обоим нравилось это имя, а когда Элла узнала, что оно означает «душа от Бога», то понравилось ей еще больше. Некоторое время Элла все еще находилась под влиянием гормонов и нахлынувших эмоций, и ей легко было представить себе, что они — обычная супружеская пара, у которой только что родился ребенок.
Но постепенно воспоминания об интимности совместных родов поблекли, и осталась лишь пара, которой предстояло принять немало серьезных решений. И сейчас они стояли друг напротив друга в ожидании, что другой начнет разговор первым. Элла отдала бы все, чтобы вновь оказаться в бедуинском шатре и почувствовать близость Хасана. Но она не могла постоянно прибегать к экстренным медицинским ситуациям, чтобы встряхнуть его эмоционально.
— Ты сказала, что хочешь уехать домой, — сказал наконец Хасан, прорвавшись в ее мысли, словно судья с обвинительным приговором. — Ты все еще хочешь этого?
Элла вздохнула, вернувшись в суровую реальность. В последовавшие за рождением Рианы дни было просто забыть о своем шатком положении, но вопрос Хасана напомнил ей, что невозможно игнорировать данность и дальше. Шаткость лежала в основе их брака и всех отношений с Хасаном. Ничего не изменилось.
Превращение Эллы из новой королевы в мать младенца ничего существенно не изменило в ее жизни. «И так будет всегда, пока я с Хасаном», — поняла она вдруг. Как может что-то измениться, если он этого не хочет?
Теперь, услышав его вопрос, она осознала: все еще хуже, чем она себе представляла. Он хочет, чтобы она уехала.
— Я подумала, можно подождать…
— Подождать чего, Элла? — горько прервал ее Хасан. — Пока я еще больше привяжусь к Риане и не смогу перенести расставания с ней?
— Ты хочешь, чтобы я уехала, — произнесла она тихо.
Хасан вздрогнул, как от удара. Неужели она готова бередить рану, делая боль еще нестерпимее? И может ли он винить ее в этом, раз сам выбрал для них этот путь?
— Я не вижу альтернативы. — Его голос звучал непривычно глухо. — Конечно, ты не можешь дождаться, когда сбежишь от мужчины, который вынудил тебя приехать сюда, хотя ты хотела остаться в Лондоне. Мужчины, у которого нет ни сердца, ни сострадания. Я посмотрел на себя твоими глазами, Элла, и мне не понравилось то, что я увидел.
— О чем ты говоришь? Я не понимаю, — прошептала Элла.
— О портрете! — вскрикнул он. — Я только что заходил в мастерскую и увидел свой портрет, который ты нарисовала. Суровый мужчина…
— Хасан…
— Я когда-то читал историю о человеке, который продал свою душу в обмен на вечную молодость. Вместо него менялся портрет, воплотивший в себе всю темную сторону его души.
— Ты говоришь о «Портрете Дориана Грея», — автоматически заметила она.
— Да, моя темная сторона отразилась на портрете, который нарисовала ты, только я не получу молодость взамен, — горько сказал Хасан, осознавая, что не совсем прав. В какой-то мере мужчина обретает свое продолжение в родившемся ребенке, подобное дару вечной молодости. Только он не станет свидетелем ежедневного чуда — того, как будет расти его дочь. Он сможет видеть ее по праздникам, и каждый раз им придется знакомиться заново, посвящая этому бесценные минуты пребывания вместе. Он состарится, так и не узнав по-настоящему собственного ребенка, и ему некого винить, кроме себя самого.
— Что ты пытаешься сказать мне, Хасан?
— Хочешь знать настоящую причину, по которой я привез тебя в Кашамак, когда узнал о твоей беременности?
Элла вспомнила, как его расстроил ее утренний токсикоз и как он настаивал на том, что кто-то должен о ней позаботиться. Но она не была настолько наивна, чтобы посчитать все это причиной его решения.
— Чтобы контролировать меня? Быть уверенным в том, что я веду себя так, как этого требует беременность?
— И это тоже. Но я был еще большим манипулятором, чем ты думаешь, — тихо сказал Хасан. — Я считал, что тебе будет трудно привыкнуть к новизне. Что материнство не впишется в твою жизнь.
— Не впишется в мою жизнь?
— Я тогда все еще находился в плену иллюзий, считая тебя любительницей светской жизни. Я думал, ты быстро возненавидишь жизнь в Кашамаке и будешь просить о свободе. Именно это мне и нужно было.
Элла увидела, как напряжение свело его скулы, а в глазах блеснуло незнакомое чувство. На этот раз в них не было пустоты. Скорее наоборот, в них плескалось отчаяние и беспокойство самой невероятной глубины. И это выражение было несравнимо даже с той гаммой чувств, которую Элла видела в тот день, в мастерской, когда он рассказал ей о своей матери.
— Ты хотел, чтобы я уехала? — догадалась она. — И оставила ребенка с тобой?
Хасан вздрогнул, не отводя от нее взгляда. Правда колола острой болью, но он не мог больше ее отрицать. Он заслужил эту боль. Он заслужил любых обвинений с ее стороны, и готов нести наказание.
— Да.
— Ты решил воспитать нашего ребенка так, как сделал это твой отец? Без матери?
— Да. — Хасан встряхнул головой, словно пытаясь пробудиться от глубокого сна. — И только в последние недели я наконец понял, что не смогу так поступить. Я не смогу позволить своему ребенку пройти через страдания своего детства. Но изначально мое намерение было таково. Я представляю, как сильно ты ненавидишь меня, Элла.
На мгновение она подумала, что так было бы гораздо проще, ведь стоящий перед ней мужчина был самым сложным человеком из всех, кого она когда-либо встречала. И какая-то часть ее хотела ненавидеть его. Возможно, она сделала бы одолжение Хасану, возненавидев его, оттолкнув и в очередной раз убедив в том, что все женщины одинаковы.
Но Элла поняла — Хасан всегда был одинок. Рядом с ним никогда не было человека, способного поддержать его эмоционально. После побега матери он никого не подпускал близко.
