Бывшие. Возвращение в любовь - Анна Эдельвейс
Я облизнула губы, продолжала мямлить, пытаясь подобрать слова и быть убедительной:
— Я… ты…, да просто я боюсь, что ты поломаешь нам с сыном тот мирок, который я создавала. Понимаешь, нет? — о, у меня проснулся здоровый эгоизм: — Я не хочу снова провалиться в болото, где надо будет каждый день утром смотреть на себя в зеркало и убеждать саму себя, что я сильная. Что я справлюсь. Что если я сегодня не пообедаю, то у меня хватит денег купить дорогой сироп от кашля.
Я всхлипнула, отошла от Ольшанского на шаг, прижала руки к груди. Мы так и стояли друг напротив друга в пустом длинном коридоре, я, как парламентёр, старалась быстрее вывалить все факты:
— Я не переживу через пару недель наутро, когда мне надо будет объяснять Мише, почему папа к нам не приезжает и врать, что ты скоро приедешь. Потому что ты сегодня весь в чувствах, а завтра они у тебя остынут и всё!
Роман удивительным образом не перебивал меня.
— Всё?
Я похлопала глазами, кивнула. Неужели убедила.
— Есть ещё хоть одна причина, по которой ты боишься познакомить нас?
— Назови мне, Ольшанский, хоть одну причину, почему я не должна этого бояться?
Он наступал на меня:
— Потому что я мужчина. Твой мужчина. Отец нашего сына.
Малахит его глаз горел огнём, я видела, мой бывший терял терпение. Сейчас его глаза горели странным огнём, о притянул меня к себе:
— Ты уже отомстила мне, наказала так жестоко, что выдрала мне сердце. Всё, эта тема исчерпана.
— Я не давала тебе согласия.
— А я и не спрашивал.
В наступившей паузе было слышно наше дыхание. У меня сердце учащённо колотилось о рёбра, я чувствовала, как всё плотнее сжимаются ладони Ольшанского на моей спине, он потянулся ко мне. Силы сопротивляться внезапно закончились.
Я замерла в его объятиях. Зажмурилась, захлебнулась нахлынувшей нежностью. Отец моего ребёнка гладил меня, как маленькую девочку, лапищей по волосам. Что то говорил. Я оглушённая переменами просто стояла и дышала чем то новым.
Мы вышли на террасу.
Там, на залитой солнцем лужайке Эвелина раскачивала гамак, Мишка внутри весело махал ногами. Боже, пасторали святого семейства.
— Дети, идите сюда!
Я села на краешек ротангового диванчика на террасе. Видела, как Эвелина помогла Мише выпутаться из гамака, как весело подталкивая друг друга они бежали к террасе.
— Сядьте, — скомандовал Роман, сам как то нерешительно взъерошил волосы.
Эвелина села первая, втащила на диван Мишу.
— Миша, я хочу сказать тебе, давно хотел. — Ольшанский набрал воздуха: — Миша, я твой папа.
— Я знаю, — малыш беспечно болтал ногами, я, открыв рот смотрела на него ничего не понимая.
— Знаешь? — опередил меня вопросом Роман.
— Мне Эвелина сказала, что ты мой папа.
Роман присел, распахнул объятия:
— Иди ко мне.
Миша вскочил с дивана, бросился так порывисто, так искренне, обхватил шею Романа обеими руками.
Ольшанский обнял мальчонку:
— Я тебя с первой минуты хотел обнять, да всё стеснялся, сынок. Думал, вдруг тебе не понравится.
— Мне, что ли, можно называть тебя папа? — Миша чуть отстранился, пытливо посмотрел в глаза Роману, — Понимаешь, у меня раньше не было папов.
У меня перехватило дыхание, внутри я замерла, пульс нагонял штормовую волну в сердце.
Роман протянул руку, подманил Эвелинку. Она подошла, он обнял и её:
— У меня раньше была только красавица дочь, а теперь и крепкий парень появился. Можно, я буду называть тебя сынок?
Прозвенел колокольчик, Людмила накрыла на стол.
— Так, братан, давай руку, — Эвелина не дожидаясь, обхватила Мишу за шею, потащила его в столовую: Пельмешки! Мои любимые!
Мы молча стояли рядом, смотрели на улепётывающую парочку. Эвелина повернулась, бросила через плечо, закатив глаза:
— Да целуйтесь уже!
Конец.
