Кристин Лестер - Девушка в полосатом шарфе

— Может быть, тебе отпустить его? — То ли она сама, то ли зареванный внутренний голос прогнусавил в этот момент. — Простить и отпустить.

Она вздохнула и вышла на балкон. Тотчас же ветром ее пригвоздило к стене, и некоторое время Кира с ужасом наблюдала, что творится на улице. Ночной Нью-Йорк впервые словно вымер. Легко сказать — отпустить Дэвида. На это понадобится время. Чувство к Дэвиду должно осыпаться и улететь, словно почерневшие листья, которые гоняет ветер по улице…

Но все-таки ей начало становиться легче. Кира стояла на холоде, глубоко дышала, и цепкий спрут, сжимавший ее душу, начал потихоньку убирать свои щупальца. Что-то светлое и большое рождалось в ней.

Ей нужно простить. Тогда станет легче. Кого? Не важно! Всех! Всех простить, и тогда, может быть, упадет груз с души!

Простить всех, кто не помог ей с яблоками. Просто понять и простить. Маму простить за ее чрезмерную любовь к Петре, Петру простить за ее занудство, Мари — тоже простить (ведь тащила же она на себе коробку и никого не просила о помощи!). А еще — Стефана, водителя автобуса, пани Ижек (господи, а ее-то за что?), Берту… и даже консьержку, которая заворчала в тот вечер, вместо того чтобы пожалеть Киру…

Она вдруг поняла, что на самом деле вовсе не обижается на них! И не будет вычеркивать из списков друзей! Пусть они там останутся, хотя бы в статусе приятелей. Просто они — такие.

А Ян, Мотя и даже Вальтер — другие. Вот они способны помогать посторонним людям. Впрочем, она никого из них не знает толком. И Дэвида тоже не знает. И не узнает уже никогда. На это тоже нельзя обижаться. Ни на кого нельзя обижаться. Никогда!

Только сейчас она поняла, что почти два месяца таскала за собой сумку с обидой. И не выкладывала из нее ни единого яблочка. А ведь можно было просто раздать всем на вокзале по одному. И освободиться…

Кира озадаченно почесала замерзшей рукой всклоченные волосы. Она-то всех простила. Но сможет ли Ян простить ее?

11

Аэропорт жил суетливой ночной жизнью. Несколько рейсов отменили, но, похоже, безобразные выходки погоды не очень пугали пассажиров, спешивших по неотложным делам. В зале ожидания сидело несколько десятков человек, с досадой глядя то на монитор на стене, то в огромное окно.

Ветер не утихал, теперь к нему присоединился еще и дождь, видимость сделалась почти нулевой. Кира вздохнула и пошла к бармену заказывать кофе. Можно было посидеть и дома, пока не стихнет ураган. Можно ли?.. Нет, конечно. Ее так подбросило на месте, что она едва смогла собрать вещи дрожащими руками и, с трудом попадая в кнопки телефона, вызвать такси.

Почему-то все время вспоминался вечер перед отъездом, и как они с Яном прыгали на чемоданах… Теперь об этом не могло быть и речи: она затолкала самое необходимое в маленькую дорожную сумку и рванула в аэропорт. Остальное — потом. Потом она напомнит Вальтеру о его обещании. Потом она заставит Мотю позвонить ее здешнему начальству и утрясти ее экстренный отпуск. Конечно, он сначала наорет на нее, пригрозит, что не будет больше помогать, но потом простит, начнет жалеть и под конец разговора рассвирепеет и будет возмущаться, почему она сразу не послала к черту этих американцев с их ненормированными нагрузками… Все это будет потом. Главное сейчас — приехать домой, к маме. И если хватит храбрости, поговорить с Яном. Ну… хотя бы по телефону!

— И эти помои вы называете кофе? — услышала она знакомый голос из-за соседнего столика. — Молодой человек, мне жаль вас: неужели вы ни разу в жизни не пробовали настоящего кофе?

— Пани Ижек! — воскликнула Кира, не веря своим глазам.

— О, Кира… — Казалось, пани Ижек решила перенести свое возмущение на нее. — Простите, но что вы тут делаете?

— Как что? Лечу домой. То есть… может быть, когда-нибудь полечу. — С этими словами Кира опустилась на стул.

— Хм! — нахально подбоченившись, заметила старушка. — И я тоже — лечу домой. Опять нам с вами выпала одна дорога.

— Надеюсь, на этот раз я не потеряю хотя бы голову, — сказала Кира, подпирая подбородок рукой, словно действительно опасаясь за сохранность головы. — Все остальное — пусть теряется, я уже привыкла.

— Вы так и не нашли свой мобильный?

— Нет, конечно. Ох, пани Ижек, если б вы знали, какое чудовищное продолжение было у того путешествия после того, как мы расстались!

— Выходит, нам не надо было расставаться?

— Нет, почему же. — Она пожала плечами. — Все случилось так, как должно было случиться.

— Я рада, что ты это поняла. Кстати, а что ты делаешь в Нью-Йорке?

— Работаю. То есть уже не работаю. То есть срочно лечу к маме.

— Ага. Ага. Ну что ж… Как дела у драгоценной сестры?

— Думаю, что нормально. Мы не созванивались почти два месяца.

— Ага. Ага.

— А вы что тут делаете?

— А! — Пани Ижек разочарованно махнула рукой. — Пытаюсь отловить и вернуть домой одну паршивую овцу в нашем стаде. Видишь ли… Мои внуки очень любят меня.

— Еще бы! — вырвалось у Киры. — Я бы тоже любила.

— Ну, может, тебе еще представится такая возможность.

— Ах, да! Вы же меня просватали!

Старушка учтиво наклонила голову:

— Не забывай об этом, пожалуйста.

— А как хоть зовут моего жениха?

— Яник. Ян. Он, кстати…

Улыбка сползла с лица Киры и она быстро проговорила:

— Да. Очаровательно. Так что вы там хотели рассказать о паршивой овце?

— А! Он мне надоел. Честное слово! Мамаша никогда не умела… Знаете что? Вот не зря у нас в роду не родилось ни одной мамаши! Вот сразу видно, что все девчонки — пришлые! Совершенно не умеют воспитывать сыновей! — Пани Ижек вдруг улыбнулась: — Хотя ты мне определенно нравишься.

— Да, — снова мрачно повторила Кира.

— Ну что с тобой?

— Не знаю.

— Знаешь. Почему ты вдруг скисла?

— Я не скисла.

— Только не говори, что я тебя чем-то обидела!

— Нет, что вы! — Кира вымученно улыбнулась. — Вы, наверное, — суровая свекровь.

— Ого! — Пани Ижек подняла вверх сухой жилистый кулачок. — Еще какая!..

— Они вас боятся?

— Ужас. Я ж говорю — внуки слушаются только меня. Но все равно — один лучше другого! А теперь, ласточка моя, перестань заговаривать мои вставные зубы и быстренько объясни, что тебя заставляет среди ночи лететь к маме за тридевять земель?

От такого резкого поворота Кира поперхнулась кофе, который пани Ижек окрестила помоями.

— Действительно, невкусный какой-то!

— Я ж говорю — ополоски! Ну? Я слушаю тебя.

— Сначала вы уж доскажите про овцу.

— Паршивую?

— Да. Которая завелась в вашем стаде.