Пэнси Вейн - Только ты и я

– Но кто же он такой все-таки? – спросил отец, переглянувшись с женой.

Мишель сияла, как солнышко. Сердца обоих родителей тревожно сжались – их дочь такая доверчивая и открытая, и что сулит ей этот новый роман? Один только Даффи безмятежно вылизывал ей щеку – он-то точно знал, что все будет хорошо.

– Прежде всего, его зовут Рудольф Хаммер, Руди, но он не немец, он давно уже англичанин, в третьем поколении, и он совсем недавно вернулся из Ирака, – сказала Мишель многозначительно. – До этого учился в Кембридже на юриста и продолжит учиться осенью, ему остался всего год, и он получит степень, а сейчас работает у своего брата в гараже.

Но самое главное – она, кажется, не на шутку любит его! Это Мишель договорила уже про себя. Да, себе она могла сказать это слово без тени сомнения. Но ведь она еще не сказала это самому Руди! Скоро она его увидит и исправит упущение.

Она прямо посмотрела на взволнованных не меньше ее родителей.

– Какой он – я не могу описать. Вы сами его увидите, и он вам понравится. Он не может не понравиться.

Она не могла больше сдерживаться и бросилась на шею матери. Потом обняла отца.

– Вы ведь не станете к нему очень придираться, правда?

– Если он сам первый не начнет… Дорогая, добро пожаловать, приводи своего Руди. Деньги я сейчас принесу. – Мама вышла из кухни, а отец ласково погладил Мишель по волосам.

– Пап, ты что-то хотел мне сказать?

Дэвид собирался уговорить Мишель на время уехать из Лондона, хотел отправить ее в какой-нибудь молодежный лагерь или пансионат. Поиски Хиггза пока не увенчались успехом. Сержант Гринберг обещал приглядывать за Мишель, но отцу казалось, что будет надежнее удалить ее из Лондона. Психолог из Скотланд-Ярда, изучивший письмо, не счел угрозу серьезной, но сердце у Дэвида было не на месте. Правда, пришлось бы объяснять дочери причину, но он никак не мог придумать, как это сделать, напрасно ее не пугая…

Но теперь она собирается посещать лекции, и тут еще этот Рудольф… Отец вздохнул.

– Пустяки, дорогая. В другой раз. Твой Рудольф, кстати, провожает тебя домой?

– А почему ты спрашиваешь?

– Ну… хотел узнать, насколько он галантный кавалер.

– Он необыкновенно галантный кавалер, просто переполнен галантностью, – заявила Мишель. – И, папа… мы с ним всерьез собираемся быть вместе. Мама, – повернулась она к матери, которая вошла в комнату с конвертом, – я хочу, чтобы вы знали: он – тот мужчина, с которым я хотела бы никогда не расставаться.

– Но ведь ты еще не собираешься за него замуж? – спросила озадаченная и взволнованная Зоя.

– Он предложил это сегодня… Он знает, что я не богатая наследница, и ему ничего не надо от меня, кроме меня самой, – торопливо добавила она, увидев, что отец хочет что-то сказать. – Я все знаю – надо проверить чувства и т. д. Но люди сколько угодно проверяют их, а потом все равно расстаются. Так зачем терять драгоценное время, если мы оба уже готовы принять на себя обязательства? Зачем?

Родители переглянулись.

– Ты нас ужасно заинтриговала, – медленно произнесла Зоя. – Я просто не дождусь, когда увижу твоего Руди. Спасибо, что ты решила сначала познакомить его с нами, ведь ты могла бы просто сообщить нам, что вышла замуж, – это вполне современно.

– Иначе быть просто не могло, потому что вы – самые лучшие родители на свете! – воскликнула Мишель, заключая в объятия сразу и отца, и мать. – Я это знаю!

Ее сердце переполняла благодарность, и в то же время она чувствовала, как еще больше отдалилась от родителей. Теперь у нее появилось новое солнце, вокруг которого как планеты вращались ее мысли и с которым она должна была создать свою собственную вселенную, свой мир, открытый только им двоим.

Она чувствовала, что между ней и Рудольфом возникло нечто, понятное только им. Поэтому все ее слова, все объяснения будут даже для ее любящих родителей звучать детским лепетом. Ну как рассказать им о его надежности, его доброте, его чуткости – о тех качествах, которые она интуитивно угадывала в нем? И что бы ей сейчас ни говорили, как бы ни предостерегали – она могла только загадочно улыбаться в ответ, как человек, владеющий тайной.

Ну а если она ошиблась – другие ведь ошибаются? Но из-за этого «а если» отказываться от возможности быть счастливой сейчас – это ли не трусость? А трусость не заслуживает награды.

Руди едва дождался обеденного перерыва. Джон отдал ему свой черный «форд», и ровно в час Руди подрулил к назначенному месту, где его ждала Мишель. Она сошла с тротуара на проезжую часть и нетерпеливо всматривалась в проезжающие машины. Он лихо затормозил рядом с ней и потянулся, чтобы открыть дверцу.

– Здравствуй! – Мишель скользнула на сиденье рядом с ним и посмотрела на него сияющими глазами.

У Рудольфа часто забилось сердце. Он потянулся к ней, но Мишель мягко уклонилась.

– Руди, милый, если ты меня поцелуешь, мы отсюда не скоро сдвинемся, а здесь, кажется, запрещена стоянка. – Она ласково дотронулась пальцами до его щеки. – И сейчас перерыв – надо успеть посмотреть на твой сюрприз до двух. Мне ведь сегодня к половине третьего на занятия!

Говоря это, она смотрела на него с таким умоляющим выражением, что ему и в голову не пришло заподозрить ее в кокетстве. Выразительно вздохнув, он нажал газ.

Мишель предстояло убедиться, какой Руди великолепный шофер – он вел машину, умело маневрируя в самых сложных ситуациях. Он два раза выскользнул из пробок, он использовал объездные пути и ехал предельно быстро, но ей, хотя она терпеть не могла быструю езду, даже не пришло в голову испугаться. Может быть, потому что за рулем сидел он?

– Мои родители ждут нас в субботу, – объявила Мишель. – Что, испугался? Но ты сам этого хотел.

– Неужели у меня такой испуганный вид? – спросил он, взглядывая на себя в зеркало.

– Еще какой испуганный. Не переживай, я тоже буду волноваться, когда мы пойдем знакомиться с твоим отцом. Но мои родители совсем не страшные. Папа будет спрашивать тебя про Ирак – как-то он признался мне, что сам непременно митинговал бы против войны.

– А твоя мама – какая она?

– Зоя? Она мне как подруга. Я даже в детстве звала ее Зоей. Она очень тактичная, никогда не лезет в мои дела. По образованию она дизайнер, но забросила это дело и посвятила себя детям и мужу – и кажется, об этом не очень жалеет. Сейчас она два раза в неделю ведет кружок рисования для маленьких детей и вполне довольна. Так мне кажется, – добавила она осторожно, подумав, что никогда особенно не интересовалась внутренней жизнью мамы. А может быть, та тоскует по своей любимой работе? – Папа с мамой очень любят друг друга, – сказала она убежденно. – Есть еще старшая сестра, Мэгги, она все дни пропадает в школе. Ее стихия – учить детей математике. Она за меня переживает, и мы из-за этого ссоримся. Странно – когда ее нет рядом, я думаю о ней даже с нежностью, но когда мы сходимся лицом к лицу, то вечно ругаемся. Во мне словно просыпается черт. Сама не знаю почему.