Линда Холл - Соблазн

В этот день он покорил Блайт невиданной нежностью. Она почувствовала, что их интимные отношения приобрели какой-то налет новизны, стали обжигающе приятными и сладко умиротворяющими. И она отдалась Джасу так страстно, чтобы он навсегда запомнил эту последнюю их ночь.

Луна стояла высоко в небе, беспощадно заливая холодным серебристым светом свои ночные владения, когда Блайт выскользнула из объятий спящего Джаса и, подобрав с пола свою одежду, неслышно ушла.

Она даже не пыталась уснуть, проведя остаток ночи у окна, глядя на далекие звезды и молочную патину луны, и старалась убедить саму себя, что разбитое сердце вовсе не означает конец света.

Завтра ночью звезды опять появятся на небе, и луна, как ни в чем не бывало, выйдет, мерцая, из-за облаков, а, когда утром взойдет солнце, мои любимые подсолнухи дружно повернут свои головки ему навстречу и проследят его путь по небосклону от восхода до заката. А потом налетит очередной ураган и убьет все живое, философствовала Блайт.

Время разбрасывать камни, и время собирать камни. Есть время любви, но есть и время слез. Глаза Блайт были сухи, но внутри все разрывалось от горя.

Джас нашел ее на пляже сидящей на мягком холодном песке. Блайт знала, что он сел подле нее, но продолжала смотреть на темно-синие волны, набегавшие на берег. От нечего делать она стала их считать, пытаясь разобраться в кажущемся беспорядке их движения.

Блайт где-то вычитала, что любовь не что иное, как хаотичное движение человеческих эмоций. Таким образом, в их отношениях должна присутствовать какая-то логическая неизбежность, должна иметься какая-то модель поведения, которой они слепо следовали со дня встречи и до настоящего момента.

— Я проснулся, а тебя нет, — сказал Джас. — О чем думаешь?

— Я думаю о нас и… о теории вселенского хаоса. И о том, почему никому еще не удалось измерить глубину человеческих эмоций.

— И что дальше?

Блайт перевела дыхание и заговорила:

— Как-то ты сказал, что все наши увлечения скоротечны. Ты никогда не думал, что между нами может зародиться вполне серьезное чувство?

— Нет, — ответил он после секунды молчания, которая показалась ей вечностью, — нет, никогда.

Сама напросилась! — злорадно подумала Блайт, стиснув зубы, чтобы не закричать. До этого момента ей и в голову не приходило, как будет больно, если Джас не возразит, не пообещает, что никогда ее не оставит, не скажет, что любит.

Но его ответ, пусть даже неприятный, все же решил одну из проблем. Теперь отпадает необходимость беспокоиться о его странном отношении к детям.

— Что ж, мне было очень… — она хотела сказать «приятно», но вовремя подобрала другое слово, — …весело.

— Весело, — эхом отозвался Джас. — Да, очень.

Блайт проглотила комок, подступивший к горлу.

— И когда же ты уезжаешь?

И снова прошло несколько секунд, прежде чем Джас ответил. Его ответ прозвучал грубо, как режущий ухо неприятный скрежет железа.

— Хочешь поскорее от меня избавиться?

Она гневно посмотрела ему в лицо, увидела выражение удивления и досады и, вскочив на ноги, отбежала на пару футов, а потом вернулась. Джас тоже поднялся и смотрел на нее в полном недоумении.

— Вот какие у тебя мысли! — закричала Блайт. — Конечно, я жду не дождусь того дня, когда ты уберешься отсюда! Не хочешь спросить почему? Да потому, что я просто люблю тебя!

Она выдала это на одном дыхании, хотя вовсе не собиралась говорить о своих чувствах. Блайт считала глупым признаваться в любви человеку, который никогда не воспринимал ее всерьез. Более того: даже не старался притвориться мало-мальски влюбленным, кроме тех моментов, когда в его зеленых глазах появлялись нежные искорки счастья, ласковые руки гладили ее податливое тело, а искусство любви доставляло ей неземное наслаждение. Но Джас ни разу не говорил, что любит ее.

Разозлившись на себя за несдержанность, Блайт отвернулась, торопливо пробормотав:

— А если ты думаешь, что можешь спать со мной до самого отъезда, я вынуждена тебя огорчить.

С этими словами она помчалась прочь, проклиная себя за то, что не смогла сохранить хоть подобие безразличия. Она придет в свой коттедж, закроет все окна и двери и больше никогда — никогда! — не выйдет на улицу. По крайней мере до тех пор, пока Джас Тразерн не покинет долину.

— Блайт!!! — закричал Джас.

Он схватил ее за руку. Блайт изо всех сил рванулась, мечтая только об одном: спрятать поглубже свою боль и разочарование. Но Джас сковал ее железным обручем своих объятий, твердя одно и то же:

— Блайт, послушай… Послушай меня! Послушай…

А Блайт в панике думала: сколько раз я готова была выслушать все, что угодно, но не могла вытянуть из тебя ни слова!

— Не надо!!! — завопила она, что есть мочи. — Черт бы тебя побрал!

Отбиваясь от Джаса, Блайт больно ушибла ногу о его острую коленку, и, не удержав равновесие, оба повалились на землю. Сначала Блайт оказалась наверху, но Джас моментально перевалился на нее и прижал своим весом к холодному песку. Она принялась молотить кулаками по его спине, но он очень быстро пресек попытки Блайт вырваться на волю, схватив за запястья и пригвоздив к земле.

Оба тяжело дышали. Щеки Блайт были мокрыми от слез, но теперь она перестала плакать и уставилась на своего мучителя испепеляющим взглядом. Джас же смотрел на нее пристально и тревожно, твердя:

— Поверь, я не хочу, чтобы тебе было больно.

— Тогда слезь с меня, — прошипела она сквозь зубы. — Ты слишком тяжелый!

— До сих пор тебя такая позиция устраивала. Повтори-ка, что ты сказала пару минут назад?!

— Я не собираюсь повторять по десять раз! — огрызнулась Блайт. — Ты уже слышал это, и не однажды!

— Да, помню, когда мы занимались любовью. Но я и поверить не смел, что ты это… серьезно.

— В таком случае, можешь и сейчас не верить, — мрачно промолвила она.

Если он не в состоянии ответить на ее любовь, зачем открывать перед ним свое кровоточащее сердце?

— Я просто думал…

— Что ты думал?!! — взвизгнула Блайт, когда Джас внезапно умолк.

Через секунду раздался его голос, тихий и низкий. Губы Джаса шевелились еле заметно.

— Что для тебя это ничего не значит… Что тебе безразлично, с кем заниматься любовью…

Блайт мгновенно охватила ослепляющая ярость. Ее сузившиеся от злости и презрения глаза метали громы и молнии, а губы тряслись от гнева и бессилия.

— Так, может, ты не веришь, что был у меня первым?!!

— Нет конечно, в это я верю! Единственное, в чем сомневаюсь, буду ли я последним? Мне не следовало допускать такого поворота событий. Если б я только знал, что ты девственница… Хотя, возможно, это бы меня не остановило, — признал он. — Я просто не мог более противиться соблазну! Ну, не могу же я противиться, например, восходу солнца… Но я и не подозревал, что ты меня полюбишь.