Линда Холл - Любовь — азартная игра

— Оставь в покое этот мусор, — сердито сказал он. — Секретарша сама все уберет.

Синди выпрямилась и посмотрела на него.

— Пожалуй, я вернусь к работе, — проговорила она. — То, что на сегодня осталось, я доделаю сама.

Опять работать? Сегодня?! Эйнджел растерянно заморгал, а потом едва сдержал смех. Видимо это было частью ее странного характера — решительно стирать из памяти случившееся, если оно для нее опасно, нежелательно и ею не запланировано. Но разве возможно вот так просто выкинуть из головы безоглядную — душевную и телесную — близость с другим человеком, погрузившись, пусть даже с головой, в любимую работу?

Увидев, что Синди направилась к двери, он холодно бросил ей вслед:

— Дай мне знать, если тебе что-то понадобится. Я останусь здесь. — И, демонстративно усевшись за стол, начал перебирать документы.

— Спасибо, — оглянувшись, ответила Синди. — Очень тебе благодарна.

Да уж, горько подумал Эйнджел, когда дверь за ней захлопнулась, она благодарна ему за то, что он избавил ее от своего общества, что не стал отвлекать ее от работы с твердой и холодной плиткой…

Его скомканная рубашка валялась на полу, словно напоминая собой о неудавшейся попытке вернуть Синди к нормальной жизни.

Эйнджел поднял ее и надел, заправив в брюки. Интересно, помнила ли сейчас Синди о том, как торопила его избавиться от одежды? Ее пальцы в тот момент не находили себе места. А когда они касались его кожи, он стискивал зубы, чтобы сохранить самообладание, боясь, что может заторопиться и повести себя как неопытный и не в меру напористый юнец.

Отшвырнув прочь бумаги, Эйнджел тяжело опустился в кресло за письменным столом и взъерошил себе волосы. Потом он нагнулся и принялся собирать с пола разбросанные документы. Если Синди может сейчас работать, то он-то чем хуже? Он ведь всегда считал себя способным в нужный момент переключиться на работу, независимо от того, что произошло. И ни одна женщина не могла отвлечь его от этого…

Но как же застенчиво Синди обнимала его за шею, и как грациозно выгибалась ее спина под его рукой! А ее рот…

О Боже! Ее рот… И ее восхитительные груди с розовыми набухшими сосками… ее кожа, гладкая как шелк, и ее ноги, ее лоно, которое приветствовало все его движения, хотя…

Хотя…

У него в голове вдруг что-то вспыхнуло. Эйнджел вспомнил о той неожиданной и кратковременной преграде, когда он, войдя в ее тело, испугался, что причиняет ей боль. Это было что-то совсем новое в его опыте общения с женщинами.

Он тупо уставился на цифры в одном из листков бумаги и никак не мог сосредоточиться.

Вот оно что! Его осенило: Синди была девственницей!

Внутри у него все похолодело, и спина покрылась потом. Но ведь она призналась, что Эрик Сантон приставал к ней. Быстро прокрутив в памяти ее слова, Эйнджел тихо выругался.

Что бы Сантон ни сделал с Синди, это было, без всяких сомнений, подло и неэтично, но…

Но внутренний голос, казавшийся вначале слабым, потом набрал силу и почти выкрикнул: а ты разве не сделал ничего подобного, Эйнджел? Может быть — и эта мысль ударила ему в голову, доставив почти физическую боль, — может быть, ты поступил еще хуже?

Вместо того чтобы спокойно выслушать Синди, выяснить, что же на самом деле с ней стряслось, оказать моральную поддержку, он просто воспользовался выгодным для себя моментом. Конечно, он заручился ее молчаливым согласием, когда начал целовать, рассчитывая, что получится сдержанный, скромный поцелуй, почти братский ну, не совсем, конечно, братский, но все же поцелуй с целью утешить, а не вызвать страсть. Но потом она ответила на его действия и все его предыдущие праведные рассуждения вылетели в форточку вместе с самообладанием.

Хорошо еще, что у него хватило приличия немного обуздать свои желания и не напугать девушку до смерти. И сделать паузу в нужный момент, как бы это ни было трудно, когда Синди издала стон, ощутив легкую боль.

Или все-таки это был стон удовольствия?..

Он не был уверен ни в чем. Но когда ему захотелось выяснить, Синди попросила продолжать.

Почему же он, опытный и разумный мужчина, не остановился? Девушка ведь пребывала в состоянии шока, и он не имел права пользоваться этим ее состоянием, чтобы потакать своим собственным инстинктам.

К горлу подступила желчь — от осознания того, что он, как оказалось, недалеко ушел от Эрика Сантона.

Но это ведь не одно и тоже! — твердил он себе.

Потому что… Почему?! — зло и безжалостно насмехался над ним его внутренний голос.

Потому, что от Синди он ждал не только секса. Одного секса было недостаточно.

Ему хотелось добиться от нее искренней улыбки, видеть, как загораются ее глаза. Он жаждал слышать ее неповторимый смех.

Ему хотелось освободить ее от скованности, которая не давала ей возможности проявиться по-настоящему. От страхов, которые преследовали ее много лет.

Ему хотелось изгнать тень тревоги из ее глаз, защитить от наглецов, которых можно встретить где угодно, от подлых авантюристов — таких, как Эрик Сантон. И таких… как он сам.

Ему хотелось сделать ее счастливой. Чтобы таковой она оставалась всегда…

Через час с небольшим он проводил ее из здания на улицу, и на прощание Синди сказала:

— Теперь леса возле стены можно убрать. В случае чего я смогу воспользоваться стремянкой. Нет смысла больше загромождать лестничную площадку.

— Хорошо, я все сделаю, — пообещал Эйнджел.

— Спасибо за помощь, — торопливо добавила Синди, когда он открывал дверь офиса. — Моя машина совсем рядом. Я дойду сама.

Он поймал ее за руку.

— Синди, постой… Прости меня. Мне следовало быть более благоразумным.

— Мне нечего прощать, — проговорила она дрогнувшим голосом. — Это было взаимно. Как ты сам понимаешь, я больше не девственница, и ты дал мне шанс изменить свое мнение. Так что не стоит себя ни в чем упрекать.

Вместо облегчения он почувствовал еще большую досаду.

— Ты же сама потом жалела о случившемся, — хрипло сказал Эйнджел.

Она вскинула голову и сделала над собой усилие, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Но это не твоя вина.

Он недоуменно смотрел на нее, видя в лице Синди смесь решимости и печали, как будто она сама отвергала то, чего отчаянно хотела. Он почти почувствовал, как между ними снова возникла некая эмоциональная дистанция.

— Если ты так сожалеешь, то знай, я тоже использовала тебя, — сказала Синди.

— Использовала меня? — ужаснулся Эйнджел.

Но, не говоря больше ни слова, она уселась в машину и, убрав его руку, захлопнула за собой дверцу.

На следующий день после закрытия салона и подсчета выручки Синди поехала домой.