Розамунд Пильчер - Конец лета

– Но если ты женишься, то это на всю жизнь.

– Что из того?

– Ты, должно быть, любил Тессу Фарадей, а теперь не хочешь иметь с ней ничего общего...

– Дженни, ты не права.

– Почему это? Объясни, в чем я не права?

– Тесса хорошенькая, веселая, с ней всегда легко. Мне было приятно в ее обществе... но на всю жизнь... нет.

– Зато ребенок останется с ней всю жизнь.

– Я уже сказал тебе, что, скорее всего, он не мой.

Было очевидно, что Синклер считал себя неуязвимым. Я решила действовать по-другому:

– Допустим, Синклер, просто допустим, что я не захочу выйти за тебя. Как я недавно говорила, мы же двоюродные брат с сестрой!

– Прецеденты имеются... – упрямо возразил он.

– Мы слишком близкие родственники... Я боюсь рисковать.

– Я люблю тебя! – крикнул Синклер.

Мне еще никто никогда не признавался в любви. Раз сто в самых тайных мечтах я представляла, как это произойдет, но на подобное не рассчитывала.

– Но... но я тебя не люблю.

– Звучит не очень убедительно, – улыбнулся он.

– Тем не менее это так. Можешь не сомневаться.

– Неужели ты не поможешь мне?

– О, Синклер, помощь нужна не тебе.

– Вот здесь ты ошибаешься. Мне она еще как нужна. Если ты не выйдешь за меня, мир рассыплется на тысячу кусочков.

Эти слова гораздо больше походили на выражение любви, но я уже не верила, что они идут от чистого сердца.

– Ты говоришь это в буквальном смысле, так?

– Какая ты проницательная, Джейн. Да, я говорю буквально.

– Почему?

Внезапно Синклер смешался, отпустил мою руку, словно ему наскучило держать ее, и принялся искать сигарету. Наконец он нашарил пачку в кармане пальто и, прикурив, коротко бросил:

– Потому.

Устав ждать разъяснений, я повторила вопрос:

– Почему «потому»?

Синклер глубоко вздохнул:

– Потому что я по уши в долгах. Потому что я обязан найти деньги и рассчитаться с кредиторами или погасить долг ценными бумагами, которых у меня нет. Если эта история всплывет наружу, а она всплывет как пить дать, то шеф вызовет меня на ковер и печально сообщит, что в моих услугах больше не нуждаются. Вот и все.

– Ты даешь понять, что окажешься без работы?

– Ты не только проницательная, но и сообразительная.

– Но... откуда у тебя долги?

– Сама-то как думаешь? Ипподром... карточные игры...

Его слова звучали довольно невинно, но я решила докопаться до истины:

– И сколько ты просадил?

Он назвал цифру, от которой у меня волосы встали дыбом.

– Да ты сошел с ума! Проиграть в карты...

– О, Джейн, умоляю тебя. За один вечер столько проиграть в лондонских казино невозможно. На это ушло почти три года.

Я всегда знала, что мужчины способны на огромные глупости, и даже мой отец был совершенно непрактичен в денежных делах, но чтобы такое...

– А бабушка не могла бы помочь тебе деньгами? Дать взаймы?

– Она уже не раз меня выручала... без особого энтузиазма, я бы сказал.

– То есть это не впервые...

– Да, это не впервые, и не смотри на меня с таким дурацким видом. Кроме того, этих денег у бабушки все равно нет. Она относится к тому поколению, которое предпочитает вкладывать свой капитал в тресты, инвестиции и земли.

«Земли... земли...» – промелькнуло у меня в голове.

– А если продать землю? – вырвалось само собой. – К примеру... охотничье угодье?

Синклер осторожно покосился на меня, и в его взгляде я прочитала невольное уважение.

– Я тоже думал об этом. У меня на примете есть группа американцев, которая горит желанием купить наше угодье или, по крайней мере, арендовать его на год. По правде говоря, Джейн, я и отпуск взял из-за того, чтобы уломать бабушку. Но она даже думать об этом не хочет... хотя какой от него прок, я, хоть убей, не пойму.

– Она же сдала его...

– За гроши. Тех денег, которые выплачивает синдикат, Гибсону едва хватит на пару патронов.

– А как же Гибсон?

– К черту Гибсона. Он ни на что не годится. Пришло время гнать его на пенсию.

Мы опять надолго замолчали. Синклер курил. Сидя рядом с ним, я судорожно пыталась разобраться в нахлынувших эмоциях. Больше всего меня поразило не его бездушие (к этому я была подготовлена) и даже не то, что он попал в тяжелое положение, а его необъяснимая откровенность. Либо кузен все-таки отказался от мысли жениться на мне и ему уже нечего терять, либо его самомнение не знало границ.

Я понемногу начала заводиться. Меня трудно вывести из себя, и мало кому это удавалось, но если уж рассердят, то я становлюсь неуправляемой. Зная в себе этот недостаток и не позволяя чувствам вырваться наружу, я велела себе оставаться расчетливой и практичной.

– Я не понимаю, с какой стати все должна решать бабушка, а не ты сам? В конце концов, «Элви» в один прекрасный день достанется тебе. Тогда, если захочешь, ты сможешь распродать с молотка. Надо только подождать.

– С чего ты взяла, будто «Элви» перейдет ко мне?

– А кому же еще? Ты – ее внук. Больше некому.

– Ты говоришь так, будто «Элви» является родовым поместьем... будто оно веками переходило от отца к сыну. Это не так. Совсем не так. Оно принадлежит бабушке, и если она вздумает, то может завещать его хоть приюту для кошек.

– А почему не тебе?

– Потому что я сын своего отца, моя дорогая.

– И что это должно означать?

– Это означает то, что я дрянь, перекати-поле, паршивая овца. Настоящий Бейли, если хочешь.

Я недоуменно уставилась на Синклера, а тот внезапно рассмеялся, но это был горький смех.

– Разве тебе никто не рассказывал, маленькая невинная Джейн, о дядюшке Эйлуине? Отец ничего не говорил?

Я покачала головой.

– Когда мне исполнилось восемнадцать, я узнал кое-что... в качестве нежеланного подарка ко дню рождения. Видишь ли, Эйлуин Бейли был не только нечестным, но еще и невезучим человеком. В Канаде он пять лет провел за решеткой. За мошенничество, растрату и еще бог весть за что. Тебе никогда не приходило в голову, что это довольно странно? Никаких визитов за много лет. Почти нет писем. Во всем доме ни единой его фотографии.

Как все, оказывается, просто... А я почему-то не могла сама додуматься, что за этим стоит. Мне сразу припомнился недавний разговор с бабушкой и ее уклончивые фразы в отношении родного сына: «Ну что же, он сам выбрал этот путь... жить в Канаде и умереть на чужбине. Видишь ли, «Элви» для него всегда мало что значил...», «Так, как сейчас выглядит Синклер. Сплошное очарование...».

– Но почему он ни разу не приехал? – задала я довольно глупый вопрос.

– Думаю, он превратился в эмигранта, живущего на деньги, высылаемые с родины... Вероятно, бабушка решила оградить меня от его дурного влияния. – Синклер нажал кнопку, боковое стекло опустилось, и он выбросил недокуренную сигарету. – Как бы там ни было, это ничего не решает. Болезнь просто передалась по наследству. – И, улыбнувшись, прибавил: – Что нельзя вылечить, то следует терпеть.