Эстер Роузфилд - Тропою страсти

— Это всего лишь мясо с овощами, причем оно еще не готово, — буркнула Джесс.

Желание вспыхнуло в ней с новой силой. О, какой кошмар! Мало того, что ее угораздило влюбиться в этого мужчину, так теперь еще приходится бороться с сексуальным аппетитом, который он, кажется, в ней пробудил! Кто бы мог подумать, что она способна на такое?

— Давай я посмотрю твою руку.

— С ней все в порядке, повязка практически высохла. — Луиджи взял чайник и стал наполнять его водой. — Кофе?

— Луиджи, эту повязку обязательно нужно сменить.

Он поставил чайник на плиту, пожимая плечами, как бы покоряясь неизбежному, потом сел за стол и, приводя Джесс в смущение пристальным взглядом, положил на стол руку во все еще влажной повязке. Пока Джесс доставала аптечку, он ловил взглядом буквально каждое ее движение.

— Еще одна вещь, которую я о тебе не знал… Оказывается, ты умеешь готовить.

Ну вот, опять начинается, устало подумала Джесс. Снова он будет разбирать по косточкам мои достоинства и недостатки.

— Надеюсь, ты тоже умеешь, — ответила она поспешно, — потому что, если мы и завтра будем здесь торчать, придет твоя очередь готовить ужин! — Джесс села рядом с ним и открыла аптечку.

— Ты ничего не забыла?

— Не беспокойся, больно не будет. Я перевяжу твою драгоценную руку очень аккуратно. — Когда она взялась за его повязку, он снова отдернул руку.

— Ты меня неправильно поняла, Джесс, — тихо проговорил он, при этом в его глазах плясала усмешка. — Твоя аллергия! Ты ведь не надела перчатки!

— Я… я не собираюсь использовать антисептик. — Она напряглась, чувствуя, что краснеет. Опять она забыла о своей аллергии.

— Но ты не можешь знать наверняка, что использовал врач, накладывая эту повязку, а лекарство может попасть тебе на руки. — Порывшись в аптечке, Луиджи протянул ей пару хирургических перчаток.

Джесс натянула перчатки и занялась перевязкой. Она не испытывала ни малейшей благодарности за то, что он указал на ее промах. Она сильно подозревала, что Луиджи получил от этого своего рода удовольствие.

— Что касается моего дежурства по кухне, то я умею готовить только порридж.

— Порридж? — недоверчиво воскликнула Джесс.

— Разве я не рассказывал, что у меня была няня-шотландка?

— Шотландская няня как-то не вяжется с теми мрачноватыми историями о твоем детстве, которые ты рассказывал сегодня утром, — сухо ответила она.

— Мрачноватыми? У меня было совершенно замечательное детство, пусть даже и не похожее на детство любого другого ребенка. Хотя, думаю, мне пора перейти к юности, надеюсь, у тебя есть настроение послушать? Местами это просто душераздирающая повесть… Ой!

— Луиджи, не мог бы ты держать свою руку спокойно? — Джесс ужаснулась, увидев синевато-багровую рану с бросающимися в глаза тремя швами.

— Почему ты хмуришься? — спросил Луиджи с тревогой.

— Я всегда хмурюсь, когда сосредоточена. Перестань вести себя как ребенок.

— Ничего не могу с собой поделать, — тихо произнес Луиджи. — Я иногда бываю неженкой и, кроме того, всегда становлюсь раздражительным, когда чем-то недоволен. А ты? Как ведешь себя ты в подобных ситуациях? Кроме того, что ты становишься забывчивой, что с тобой еще происходит?

— Я не забывчивая! — возмутилась она.

— Ты забыла про перчатки, не так ли?

— Луиджи! Ты можешь просто помолчать, пока я не закончила? — Джесс с испугом обнаружила, что ее руки снова дрожат. Без сомнения, он разглядел это гораздо раньше нее самой.

— Джесс, почему ты все-таки поехала сюда со мной? Прежде всего, почему ты вообще стала работать в моем фильме?

— Луиджи, дашь ты мне закончить или нет? — огрызнулась Джесс. Полнейшая неожиданность его вопросов при их простоте и бесхитростности совершенно выбила ее из колеи. Она поехала сюда потому, что к тому времени, наверное, уже влюбилась в него. А что касается причин, которые привели ее в Ирландию, то у нее не было ни малейшего желания рассказывать о них тоже.

Когда она закончила перевязку, Луиджи встал и, не сказав ни слова благодарности, вернулся к приготовлению кофе.

— Понял! Давай говорить о погоде, — враждебно проворчал он, когда Джесс убирала аптечку. — Бог знает, сколько мы здесь проторчим, но, в отличие от тебя, у меня нет обыкновения неделями рассиживаться без дела.

— Во-первых, нелепо думать, что погода испортилась на несколько недель, — бросила Джесс, у которой сердце екнуло от одной этой мысли. — А во-вторых, не знаю, с чего ты взял, что я бездельница.

— Но ты же здесь, не так ли?

— Только потому, что у меня появилось несколько свободных недель между двумя важными заданиями, — солгала Джесс. Она судорожно пыталась вспомнить, что говорила ему про свою работу и говорила ли вообще.

— О, так ты работаешь?

— Если хочешь знать, у меня очень интересная профессия, — продолжала она сумасбродно лгать, с ужасом думая, чем же может кончиться эта ложь. Дело дошло до такой стадии, что при любом его вопросе она либо старалась уйти от прямого ответа, либо вынуждена была лгать.

— Поскольку эта э-э… интересная работа явно связана с секретной службой, — сердито проворчал Луиджи, — не буду ставить тебя в затруднительное положение, расспрашивая о подробностях.

Терпение Джесси окончательно лопнуло.

— Почему бы тебе не оставить меня в покое! — прикрикнула она на него. — Пойди лучше прогуляйся. Ты мне надоел!

— Вместо того чтобы заниматься препирательствами, пойдем-ка лучше ляжем в постель. Я уже соскучился по твоему обворожительному телу.

— Постель?! Это единственное, о чем ты можешь думать?

Луиджи с грохотом поставил кофеварку на стол и двинулся к ней.

— Джесс, признавайся, а о чем ты сама думала большую часть дня? — Он впился в нее горящим взглядом.

— Луиджи, пожалуйста… не надо, — попросила Джесс, хотя настойчивый внутренний голос требовал ответа; что же она с собой делает, почему подвергает себя напрасной муке, когда все, что от нее требуется, — лишь протянуть к нему руки?

— Проклятье! Почему ты не можешь дать прямого ответа на мой вопрос? — взорвался Луиджи. Он привлек ее к себе и добавил уже мягче: — Не надо бороться с собой. В этом нет необходимости. Я хочу всего лишь обнять тебя. — Он спрятал лицо в ее волосах. — Джессика, я так тебя хочу, что схожу с ума. Я знаю, что у меня ужасный характер, но что совершенно выводит меня из себя — это неопределенность. Что бы ты ни думала, в глубине души я — очень снисходительный человек, мало такого, чего я не сумел бы простить, если со мной обращаются честно.

Джесс с большим трудом воспринимала слова, которые звучали рядом, она была слишком поглощена усмирением неодолимого желания, которое сжигало ее изнутри. Но в конце концов смысл его заявления все же проник в ее сознание, и тогда у нее вырвался вопль недоверия и протеста.