Никогда больше - Вика Сода
Но на душе было так тяжело и мерзко, что хотелось выть как Джек. Отцовский пёс затягивал жуткие песнопения, сидя в вольере – чуял смерть хозяина и по-чёрному тосковал.
Организацией похорон не занимался. Практически всё устроила тётя Марина с Семёнычем – соседом с другой стороны огорода. Мне оставалось дать денег, принять соболезнования односельчан, посидеть на поминках, вталкивая в себя пирожки с картошкой и наваристый борщ. Старался держаться на людях бодрячком, но когда все разошлись, не выдержал, напился основательно. Помогло слабо.
Павел явился через пару дней. Обнялись, помолчали. Сходили на кладбище, постояли у свежей могилы, а потом, сидя на веранде, где мы раньше с отцом пили чай, глушили водку рюмку за рюмкой. Вспоминали детство, как уезжали вместе поступать, как он, поступил, а я провалился. Но и тогда наши дороги не разошлись. Всегда были вместе, плечо к плечу. Даже бизнес хитро переплели, не раз выручали друг друга.
Допившись до состояния мычания, он вдруг расплакался. Огромный лысый татуированный мачо, скала-скалой, вытирал лапищами скудные слёзы и жаловался:
– Дрюх, что за жизнь у нас такая пропащая? Вот где оно это счастье? Ненавижу баб. Им только одно и надо – бабло, бабло, бабло.
– Не всем, бро, не всем, – возразил и помрачнел, – некоторым, например, надо из тебя всю душу вытрясти. Вырвать сердце и растоптать его своими охренительными ножками ко всем чертям.
Она не отвечала, не писала, не звонила. Пропала, как и не было вовсе. Не знал, что думать. Вдруг, что-то случилось? Малышка заболела или её похитили? И ли крыша старой халупы обвалилась, и теперь её останки вытягивают спасатели, а я здесь, и ничем не могу помочь. Или вдруг объявился этот выродок – учитель физкультуры. Сбежал из больницы и решил отомстить. Не надо было меня останавливать. Теперь лишился покоя из-за этого, пока моя девочка вдали. Здесь начало даже подташнивать.
Пашка хлопнул меня по плечу, вырывая из хаоса пугающих мыслей:
– Любовь – это зло, – глубокомысленно изрёк, а потом поёжился, мотнув пьяной головой. – Да ну на хрен. По мне так лучше продажные шлюхи, чем такое.
– Я не могу без неё, – выдохнул и опустил голову на заляпанный спиртным стол.
– Без кого? – Красными глазами с поплывшей мордой уставился на меня, не понимая. – Это ты о жене что ли, с которой я якобы знаком? Думал, ты просто пошутил над Родриго, ну или это… ПМС начался, – оскалился, довольный красноречивым подколом.
– Ммм. Не пошутил. Женюсь.
– А как же свободная жизнь?
– Не знаю. Я никого не хочу, кроме неё.
– Да кто это? Где она? Её тут нет?
– Угу, – согласно кивнул.
– Почему?
– Потому что не могу дозвониться.
– Потому что ты у неё в чёрном списке? – ошарашил глупейшим предположением.
– Что? Не может быть. Это бред.
Схватил его телефон и набрал номер. Последовали длинные гудки, а затем тишина. Не ответила, что натолкнуло на неутешительные мысли и вновь пробудило липкий страх.
– Не отвечает.
Вдруг мой смартфон издал сигнал. Пришло смс от банка. Автоматом проверил его и со всей дури запустил гаджет в стену.
– Сука!
Павел от неожиданности подскочил, а я, придя в слепую ярость, перевернул стол.
– Сколько, блять, она мне нервы будет портить? – заорал, ошеломляя друга, – приеду – сам убью!
– Тихо, спокойно, – обхватил меня со спины, пытаясь обездвижить, пока я неистово колотил ногами по мебели. – Не хватало из-за бабы с ума сойти.
Похмелье не отпускало следующий день. Не мог прийти в себя не от тупой головной боли, а от раздрая на душе. Павел уехал, оставив безуспешные попытки выудить у меня информацию о той, что свела с ума и довела до ручки. Я играл в партизана и пообещал, что ещё раз познакомлю, хотя уже не был ни в чём уверен.
Пришлось задержаться на несколько дней, чтобы решить проблемы с домом и псом.
– Андрюш, не спеши продавать. Пусть стоит хозяйство. Я буду присматривать, – тётя Марина принесла горячего супа и блинов. Присела на край табурета. – Отчий дом ведь, да и детишки когда пойдут, будете с женой на природу их привозить. Это же село. Земли почти нет, зато сад отменный. Отец не для себя сажал – для тебя и внуков.
– Некому за ним ухаживать теперь. Деревья погибнут без ухода.
– Ты с Семёнычем поговори. Мы будем досматривать. – Пауза. Почуяла, что сболтнула лишнего, но вовремя исправилась, – Я за домом, он за садом.
– А вы, тёть Марин, замуж за него не собираетесь? – Улыбнулся. Конечно же, они поговорили с Семёнычем и решили таким образом сблизиться официально. Вроде как не вместе для Пашкиных глаз, а на самом деле – слиться в единую семью.
– За кого? – Наивно захлопала ресницами. Милая, симпатичная женщина. Ухоженная, хоть и сельская, не знающая городских салонов красоты и бутиков.
В молодости была красавицей. Помнил, как за ней мужики убивались с нашего села, да и с соседних посёлков охотников на её руку и сердце хватало. А она отцу Павла упорно верность хранила. Хоть и бросил семью, жил с любовницей через две улицы. Воспитывал чужих детей, а со своим сыном даже не здоровался.
Пашка тогда нехилую детскую травму получил. Спасибо моему отцу, уделял и ему мужское внимание, учил нас премудростям жизни: как что подпилить, как розетку поставить, как правильно в руках паяльник держать. Да и много чего мы умели и знали, благодаря моему бате.
А вот материнскую ласку старалась дать тётя Марина. Всегда накормит, обогреет, пожурит, если надо. Сейчас это была пожилая, но всё ещё привлекательная женщина. Она старела красиво, что дано не многим представительницам слабого пола. Добрее и заботливее человека в жизни не встречал. Жаль, что не сложилось с семьёй. Однолюбка прирождённая. Вдобавок болезненная Пашкина ревность не давала обрести ей полноценное женское счастье.
– За Семёныча, за кого же ещё?
Подскочила, схватила полотенце, в котором несла для меня кастрюльку супа и со злостью сказала:
– Ну, ты, Андрей, даёшь! Что за поклёп?
Многозначительно промолчал.
– Ладно, – сдалась, наконец, – только Павлу пока не говори.
– А то что? Обидится? – Подумал, что надо бы Павлу мозги подправить и больше не сходить со скользкой темы при удобном случае.
– Взрослые вы стали совсем, да толку то что? Ни семьи, ни детей. Вот и отец твой внуков не дождался, да и я не дождусь из-за свинки Пашкиной проклятой, – начала хлюпать носом, – Усыновил бы,
