Эдриан Маршалл - Улыбнись, малышка

Читая эти строки, даже я, совершенно не склонная к сантиментам, готова была разрыдаться.

Какой же несчастной и одинокой женщиной была моя прабабка! Волею случая ее любовь посчитали погибшей, и она вышла за человека, который, как ей казалось, любит ее. Жестокое разочарование! Этот человек сделал все, чтобы превратить ее жизнь в ад.

Уже на подъезде к дому Родерика я начала беспокоиться о том, как встретит меня тетя Сесилия. Зная свою ворчливую тетку, я допускала, что услышу в ответ на свои вопросы ее обыкновенное «много будешь знать, скоро состаришься». Что ж, попытка не пытка, вздохнула я, поставив велосипед рядом с крыльцом, под которым тетка хранила бутыли с домашним сидром. Меня всегда забавляла бережливость, присущая семейству Кампов: даже такое место, как крыльцо, они умудрились использовать в хозяйстве. Раньше под крыльцом вообще ничего не лежало, и, кажется, бабка Агата предложила занять это неразумно пустовавшее пространство.

Тетя Сесилия открыла дверь и самым внимательным образом принялась меня рассматривать. Она никогда не отличалась особой вежливостью, поэтому я не слишком удивилась бы, если бы меня так и оставили бы стоять на пороге. Однако вдоволь налюбовавшись моим нарядом — я купила новый плащ болотного цвета, который в отличие от предыдущего не болтался на мне мешком, а сидел по фигуре, — тетя удовлетворенно кивнула и даже соизволила мне улыбнуться.

— А ты, я гляжу, похорошела. Ну заходи, коли пришла.

Я вошла и удивилась перемене, которая произошла в этом доме, который еще недавно казался мне самым мрачным домом из всех, что я видела. Тусклые обои в гостиной сменили светло-розовые в цветочек; взамен тяжелых бордовых штор из потертого плюша были повешены легкие лиловые занавески из органзы. Гостиная наконец приобрела вид жилого помещения, а не места оглашения приговоров.

— Вы сделали ремонт? — удивилась я.

— А что тут такого? — покосилась на меня Сесилия.

— Ничего. Просто удивительно видеть гостиную такой нарядной.

— Это еще начало, — улыбнулась польщенная тетя. — Я туг все переделаю. И дом перекрашу. Знаешь, мне и самой легче дышать стало. Вот приедет Мэгги, порадуется. А ты проходи, не стесняйся. Садись на диван. Может, ты голодна? Или кофе хочешь?

— Спасибо, я не голодна, — покачала головой я. — Моя новая домработница, мисс Пейн, кормит меня так, что я не могу выбраться из-за стола.

— И правильно делает, — одобрительно кивнула тетя Сесилия. — Раньше ты была совсем замухрышка, а теперь даже смотреть на тебя без слез можно…

Я даже не мечтала услышать от тети подобную похвалу. Это было так же приятно, как узнать от Майлса, что я стала почти красавицей.

— И одеваться стала как приличный человек, — продолжила Сесилия. — А то ходила в каких-то старых мешках, так и хотелось тебе милостыню подать.

— От кофе я бы не отказалась, — пропустив мимо ушей «старые мешки» и «милостыню», обратилась я к тете.

Сесилия сделала две чашки кофе и села напротив меня. Для нормальных людей в этом не было бы ничего необыкновенного, но для меня… Если бы мне велели вспомнить, когда я вот так сидела и пила кофе со своей тетей, я бы и под пытками не вспомнила ни одного подобного эпизода. Разве что семейные застолья в те времена, когда моя мама была еще жива. Но в них приходилось принимать участие всем родственникам, так что это не считалось.

— Слава тебе господи, Мэг наконец образумилась, — разоткровенничалась тетя. — Бросила своего красавчика-нахлебника. Ох, сколько ж он у нее кровушки-то попил, негодяй! А я ей говорила, не выходи за него, не пара вы с ним. И мама говорила. Только Мэгги никого не слушала. А ведь был же у нее ухажер — всем женихам жених. Ну, не красавец, конечно, зато работящий, а у отца — хозяйство большое. Так нет же, выскочила за этого голодранца. Только и взять, что смазливая мордашка. Видно, твой Лесли ее образумил. Хороший, наверное, человек — так за нее переживает. Я ему сказала, что денег у нас хватает и лечение я дочке своей могу оплатить. Но он отказался. Представляешь, Кэрол?

Я кивнула и едва сдержалась, чтобы не прыснуть от смеха. Теперь мне стала понятна причина такого радушного приема. Тетя Сесилия, скупость которой была еще одной из тех многочисленных черт, что роднили ее с Агатой, таким образом пыталась отблагодарить через меня Лесли за денежки, которые ей не пришлось выкладывать. Теперь-то я уж точно могла рассчитывать на теткину откровенность.

Хотя в душе я посочувствовала Мэгги. Если моя кузина вернется в этот дом, история, без сомнения, повторится: мать будет пилить ее точно так же, как совсем еще недавно ее саму пилила бабушка Агата. Мэгги выдадут замуж за какого-нибудь фермера, вроде Пита Шелли, и тогда она превратится во вторую тетю Сесилию. Мне стало ясно, почему Мэгги так долго не хотела расставаться с мужем: она готова была тянуть свою лямку сколько угодно долго, лишь бы не возвращаться домой, к матери…

Я кивала, изображая видимое согласие с тетей, но меня так и подмывало сказать ей: «Тетя, вы что, не понимаете? Это ведь по вашей вине она вышла за Фредди. Это из-за вас, из-за бабушки Агаты она бежала из дому. Но разве вы сделали из этого хотя бы какие-то выводы? Ничего подобного. Вы собираетесь пилить ее до тех пор, пока она не повторит историю вашей унылой жизни».

Но даже если бы мне ничего не нужно было от тети, я все равно не сказала бы того, о чем думала. К сожалению, в этом не было никакого смысла. Родители, рассуждающие подобным образом, в критике, пусть даже самой объективной, видят одно лишь непонимание. Им кажется, что никто не знает их ребенка лучше, чем они сами, что никто не сможет о нем позаботиться так, как это сделают они. Позже они вспоминают слова, которые говорили им когда-то, и даже соглашаются с ними, но случается это тогда, когда уже ничего невозможно исправить…

— Скажите, тетя Сесилия, — робко начала я, дождавшись когда она сделает паузу, чтобы глотнуть кофе, — дед часто рассказывал вам о своем детстве?

— Бывало, рассказывал, — кивнула Сесилия. — А что ты хочешь узнать?

— Меня интересует то время, когда дедушка был еще подростком. События почти шестидесятилетней давности. Я хочу узнать, не упоминал ли он когда-нибудь имя Пола Кодри?

Тетя отрицательно покачала головой.

— Никогда не слышала.

— Тогда, может, он рассказывал о каком-нибудь незнакомце, который приезжал к прабабушке Элайзе?

— Вроде бы нет, — снова покачала головой тетя и окинула меня подозрительным взглядом. — А зачем тебе это нужно?

— Вы знаете, что в озере Тихом нашли утопленника?

— Да, говорили.

— Так вот, у этого утопленника обнаружили медальон, принадлежавший нашему прадеду. Не буду рассказывать подробности, но, поверьте мне на слово, это так. Поскольку наша покойная бабушка подвигла меня заняться расследованием, я пытаюсь выяснить, каким образом медальон Родерика попал к этому человеку. Его звали Пол Кодри. Большего я, к сожалению, сказать не могу. Это тайна следствия, — многозначительно добавила я, чтобы пресечь дальнейшие расспросы.