Мишель Смарт - Ключик к сердцу принца
Странное выражение сверкнуло в его глазах. Он неожиданно вернулся к жизни, словно Галатея, ожившая статуя, созданная Пигмалионом с такой любовью.
Выйдя из кухни, он направился в ее спальню. На кровати лежали чемоданы, наполовину заполненные одеждой.
– О, нет!
– Гелиос!
– НЕТ!
Он сжал кулаки.
Она явственно увидела, как он борется с желанием вышвырнуть чемоданы в окно.
Его телефон снова зазвонил, третий раз за три минуты.
– Ответь, – настаивала она. – Это может быть важно.
– ЭТО важно.
Выждав несколько секунд, он выругался и приложил трубку к уху.
– Да?
Выслушав ответ, он насторожился, выпрямился и расправил плечи. Тяжело дыша, произнес несколько слов по-гречески и снова замолчал.
– Мне нужно идти. – Он отключил телефон. – Дед немного простудился и ссорится с докторами из-за их назначений.
– Надеюсь, с ним ничего серьезного, – встревожилась она.
– Дед просто упрямый старик.
Он потер подбородок и гневно взглянул на нее, выпятив челюсть.
– Вернусь позже. И даже не вздумай куда-нибудь исчезнуть!
Она не ответила.
– Мне нужно услышать это, Эми! Обещай, что никуда не уедешь, ничего не сделаешь, пока я не вернусь. Обещай!
Точно зная, что сейчас солжет, она кивнула:
– Я останусь здесь.
Он немного расслабился, подошел к ней, сжал ладонями лицо и впился в ее губы так страстно, словно вечность обходился без ее поцелуев и изголодался по ним. Потом разжал руки и вышел.
Она услышала как хлопнула дверь, ведущая в коридор.
Боже, дед, должно быть, самый упертый в мире человек! Отказывался от внутривенных вливаний, прописанных докторами.
Что он мог сделать? Не мог же он заставить деда. Король не младенец, которого можно уговорить подчиниться приказам старших.
Но это не помешало Гелиосу попытаться урезонить деда, хотя у него самого в это время на душе было нелегко.
– По крайней мере, он не страдает от боли, – тихо заметил Талос.
Дед не сопротивлялся приему болеутоляющих, поскольку последнее время сильно мучился. Рак, сдерживаемый месяцами химиотерапии, теперь предпринял еще один смертельный штурм его тела. Никто не говорил это вслух, но времени оставалось немного.
День выдался на редкость суматошным и неудачным. Единственной отрадной вестью стали новости от Тезея, который дня два назад помчался за Джо, матерью своего ребенка. Глупец понял, что едва не опоздал и действительно любит ее. К счастью, оказалось, она его тоже любит и даже согласилась выйти за него замуж.
Никаких уговоров, никаких мыслей о долге. Они женятся по любви. Гелиос никогда не слышал у Тезея такого счастливого голоса.
Оба брата женились.
Талос на своей скрипачке. И поскольку выбрал невесту не королевской крови, любой его ребенок не будет иметь права наследования. Но Тоби, прекрасный сын Тезея, уже стал наследником трона. Пока у Гелиоса нет своих детей.
Он вздохнул и поднялся.
– Нужно переодеться к ужину.
Жаль, нельзя отделаться от всего этого. Для членов семьи Каллиакис доказать, что личные дела никогда не встают на пути долга, – дело чести. А этот ужин – своеобразный долг.
Тошнота вновь подкатила к горлу при мысли о том, что там будет Каталина. Она уже здесь, во дворце. Он все еще не мог заставить себя позвонить ей.
Как бы ни хотелось, но времени навестить Эми, убедиться, все ли с ней в порядке, уже нет. Гелиос отправил ей эсэмэску, прежде чем принять душ и переодеться в смокинг. Вдел запонки по пути в столовую. Придворные пытались догнать почти бегущего принца.
Имитируя добродушие и приветливость, Гелиос растянул губы в улыбке, прежде чем войти в столовую, где уже ожидала делегация. Каталина тоже была здесь, расточая улыбки и любезности. Увидев Гелиоса, извинилась перед собравшимися и подошла к нему.
Если она и подозревает его в связи с Эми, то прекрасно сумела это скрыть.
– Насколько я поняла, твой дед нездоров? – тихо спросила принцесса.
– Ему лучше. – Он заставил себя говорить.
Почему он не может заставить себя почувствовать к ней хотя бы что-то? Перед ним прекрасная, сочувствующая его беде женщина королевской крови, а он от ее прикосновений не ощущает ничего, кроме холода.
Гелиос смягчил голос и попытался снова:
– Он простудился.
Она участливо покачала головой:
– Надеюсь, он скоро поправится.
– Я тоже на это надеюсь.
На самом деле он уже почти ни на что не надеялся. Последние пять недель были битвой за то, чтобы дед сумел дожить до праздника. Сам он только об этом думал. Теперь, когда праздник кончился, все внуки нашли себе невест, король Астреус готовился к смерти.
Его долг выполнен. Дед хотел быть с женщиной, которую любил всю свою взрослую жизнь.
А Эми сказала, что любит Гелиоса.
Лучше бы он никогда этого не слышал.
Что же он за эгоистичное чудовище, если хочет привязать к себе, зная, что это погубит ее?
Это был, наверное, самый долгий и мучительный ужин в его жизни. Впервые дар речи окончательно его покинул. Он не мог придумать ни одной остроумной реплики, ни одной истории из тех, которые обычно завораживали гостей.
С каждой минутой в душе росло странное беспокойство, предчувствие какой-то беды.
Как только кофе был выпит, Гелиос откашлялся.
– Прошу прощения, леди и джентльмены, но я должен удалиться. Знаю, я не был таким уж хорошим хозяином сегодня вечером, думаю, всему виной усталость, но поверьте, все, вами сказанное, произвело на меня огромное впечатление. В начале следующей недели я передам комитету свои рекомендации.
Закончив говорить, он взглянул на Каталину. Она смотрела на него с холодным задумчивым выражением.
Четверть часа ушло на то, чтобы попрощаться с каждым в отдельности, прежде чем ему наконец удалось покинуть столовую.
Каталина даже не попыталась последовать за ним.
Беспокойство росло с каждым шагом, пока он шел к комнатам Эми. К тому времени, как добрался до двери своих покоев и смог отделаться от придворных, на лбу выступил пот, пульс учащенно бился.
Он вышел в потайной ход и постучал в дверь Эми.
Ответа не последовало.
Он заколотил громче.
Ответа не было.
– Эми! – завопил он, едва не сбив кулаки о дверь.
Словно кто-то толкнул под локоть. Он повернул дверную ручку, хотя Эми обычно запирала замок.
Дверь открылась.
Сердце больно ударялось в ребра, когда Гелиос вошел в комнату.
– Эми! – окликнул он в тишине.
Но сердце уже все понимало, прежде чем мозг успел осознать.
Тяжело передвигая ноги, он ступил в спальню.
Комната была безупречно чистой.
И пустой.
На туалетном столике, обычно заставленном косметикой и флакончиками духов, теперь остался только большой мягкий конверт, в котором он несколько недель назад вернул ей все подаренные им драгоценности. Рядом лежал листок бумаги, на котором были написаны всего два слова: «Прости меня».
