Элизабет Бартон - Ангел является дважды

Когда чувства перестали иметь для Аманды всякий смысл, она снова подумала о компании отца, о том единственном, что осталось и было важно.

Я не позволю Лео отобрать у нас ни цента! – твердо решила она. Я лично вытрясу все его карманы. Он не вынесет из стен нашей компании ничего, даже зубочистку.

Мари не посвятила Аманду в детали своего гениального плана. Из расплывчатых намеков было ясно, что торжество состоится и послезавтра об оскандалившейся невесте напишут все газеты.

Я публично опозорю его, пусть это и будет стоить мне репутации!

Когда заспанный консьерж увидел входящую в холл Аманду в мокром платье и со спутанными влажными волосами, он выскочил из-за своей конторки и бросился к Аманде с криком:

– Мисс Орбисон, кто вас обидел?! Я позвоню в полицию?!

– С чего вы взяли, Бен? – спросила Аманда, удивленно подняв брови.

– Так… у вас волосы и платье… – растерялся консьерж. – С вами все в порядке?

Аманда вспомнила о своем купании и улыбнулась:

– Я была на пляже. Не беспокойтесь, Бен.

Она прошла к лифту и снова услышала за спиной голос консьержа:

– Вам передали записку, мисс Орбисон. Принесли сразу после вашего ухода.

Послание, не удостоенное и короткого взгляда, исчезло в кармане Аманды. Через минуту она уже забыла о его существовании.

– Даже не взглянула, – пробормотал удивленный Бен вслед уходящей девушке. – Все мысли о свадьбе.

24

Около девяти утра к дому Сьюзен Линдсей подъехала кавалькада из полицейских машин. За ограду полицейские проникли только благодаря Мари Дюваль, которая была знакома со всей прислугой и охранниками в доме.

По просьбе Мари горничная не уведомила хозяйку о приезде гостей. Полицейские по той же причине скрипя зубами остались до поры до времени в своих машинах.

– Дайте мне десять минут, – с улыбкой попросила Мари. – Осталось маленькое дельце. Я хочу кое-что проверить, прежде чем вы туда войдете.

– Валяйте, – улыбнулся ей в ответ инспектор Дик Мур.

После такого подарка, который с подачи Роя Доллана преподнесла полиции мадам Дюваль, он позволил бы ей что угодно, любую шалость, не сильно, впрочем, противоречащую закону.

«Мошенник эктра-класса, разыскиваемый Интерполом за крупные финансовые аферы вот уже пять лет, англичанин Гарри Бакстон разоблачен нью-йоркским инспектором» – Дик так и видел себя в центральном репортаже вечерних новостей «Шестого канала». Этот канал смотрела его мать, его девушка и, главное, шеф полиции. Дик не станет давать интервью кому попало, а только уважаемым репортерам и изданиям, чтобы не уронить честь мундира. Вот как напишет «Нью-Йорк таймс»: «Богатые женщины, обманутые этим красавчиком, знали его под разными именами: Леопольд, Леон, Леонардо, но, под какой бы личиной ни выступал Гарри Бакстон, его цель не менялась – поживиться на женской слабости, и только инспектору Дику Муру…»

– Эй, Дик?! – Насмешливый тон коллеги самым возмутительным образом выдернул замечтавшегося инспектора из облаков.

– Чего тебе? – нехотя ответил Дик, решив не открывать глаза.

– Спустись на землю, брат. А ты уверен, что бабуля ничего не перепутала и Бакстон в этом доме? Ты вообще знаешь, чей это дом?

Дик развернулся в кресле и уставился на своего чернокожего напарника Уилла в ожидании нового приступа красноречия.

– Нас всем участком построят перед управлением и поувольняют к чертовой матери, если эта дамочка нажалуется в департамент! – выпалил Уилл.

– Бабуля, как ты ее называешь, была замужем шесть раз. Если ей столько раз верили мужчины, это о чем-то да говорит. А то, что хозяйка не настрочит жалобу, головой ручаюсь. Я так понял, девица влюблена в нашего красавчика, так что бабуля ей сейчас аккурат непрямой массаж сердца делает.

Еще раз окинув недоверчивым взглядом зашторенные окна второго этажа, Уилл почесал подбородок и уткнулся в досье Бакстона.

– Одиннадцать баб развел, – прищелкнул он языком. – И откуда столько здоровья у парня?!

С прошлогоднего визита Мари в доме внучки почти ничего не изменилось. Картины висели на своих обычных местах, полированная мебель благодаря трудолюбию горничных сверкала, и так же, как раньше, во всем чувствовалось напряжение. Когда бы Мари ни заехала навестить внучку, накал негативных эмоций не ослабевал. Сьюзен орала на прислугу, прислуга исподтишка осуждала свою хозяйку. Когда в двадцать два года старшая внучка вышла замуж, Мари верила, что с рождением ребенка ее скверный, склочный характер смягчится и душа оттает в приятных заботах о малыше. Но Сьюзен выбрала карьеру, а после ее развода Мари отложила мечты о перевоплощении внучки в долгий ящик.

Все вокруг дали бы голову на отсечение, заверяя, что Мари предпочитает Аманду Сьюзен, но Мари, однако, никогда и никому не обмолвилась, что не любит Сьюзен. Только ей одной было известно, что ее любовь равномерно распределена между обеими внучками. Вот только младшая принимала эту любовь с благодарностью, а старшая истово отвергала, доказывая всем и вся, что давно выросла и не нуждается в подачках родственной ласки.

Сьюзи – добрая девочка, она не поступила бы так подло, убеждала себя Мари, поднимаясь по роскошной дубовой лестнице. Я не позволю ей замараться в этой истории.

Двери в спальню Сьюзен были распахнуты, поверх разобранной постели лежали снятые в спешке чулки с изящной резинкой и кружевная сорочка. На полу у зеркального трюмо кто-то обронил зажигалку. Мари наклонилась и спрятала находку в карман.

Из ванной вышла горничная Джессика с ворохом использованных полотенец.

– Мадам в столовой. Они почти закончили завтракать, – тихо сказала она.

– Мистер Эмери ночевал здесь? – прямо спросила Мари.

Джессика потупилась и упавшим голосом прошептала:

– Кажется. Но я приготовила ему постель в спальне для гостей. Там, где жила мисс Аманда.

Под испытующим взглядом глаз Мари Джессика даже пожалела, что не солгала. Мадам Дюваль – забавная старушка, считала Джессика, но она приезжает раз в год на пару часов, а Сьюзен… От нее нет избавления ни днем, ни ночью.

С возрастом у Мари побаливала спина, но она, как и много лет назад, грациозно спустилась по лестнице.

В столовой было тихо. Мари некоторое время постояла и неслышно отворила дверь.

Завтракали двое: Сьюзен и тот, кто называл себя женихом Аманды. Собственно, Сьюзен уже допивала кофе и подгоняла Лео.

Лео был не очень молод, но при его холодных английских чертах возраст только придавал ему мужского обаяния. Мари не решилась бы назвать его красивым, однако для многих женщин он, безусловно, был подлинной находкой. Лжегерой, негодяй с лицом ангела и, как она полагала, игрок и картежник.