Амелия Тоуни - Дочь итальянца
Ей показалось, что что-то ласково коснулось ее волос и знакомый голос нежно прошептал ее имя, но глаз так и не открыла. Затем она услышала, как Маурицио подошел к плите и подбросил угля.
— Теперь тебе будет тепло до утра, — сказал он. — Ложись в кровать и успокойся.
Арабелла открыла глаза и увидела, что он уже стоил около двери.
— Куда ты идешь?
— Назад, в фургон. Я надену там сухую одежду, а полотенце верну тебе завтра.
— Нет, подожди!
Она не спросила себя, где он будет спать, но ей казалось чудовищным оставить его в холоде, в то время как ей будет тепло и уютно.
— Ты не можешь вернуться в фургон, — возразила Арабелла.
— Конечно, могу. Мне там хорошо.
Молодая женщина вскочила, потянулась рукой, чтобы задержать его, но внезапно почувствовала сильную слабость и головокружение. Все поплыло у нее перед глазами.
Она не была уверена, подхватил ли ее Маурицио или она уцепилась за него, но они вдруг оказались в объятиях друг друга. И Арабелла испугалась: теперь он все узнает! Она замерла, ожидая его вопросов и чувствуя себя загнанной в угол, пойманной в ловушку.
Но Маурицио лишь заботливо произнес:
— Ты, видимо, перенервничала этой ночью и порядком устала. Чем я могу тебе помочь?
— Ничем. Мне уже гораздо лучше, — медленно произнесла Арабелла.
— Тогда пойдем в спальню.
Поддерживая ее, Маурицио помог молодой женщине дойти до кровати, уложил ее, а затем бережно накрыл одеялом.
— Тебе хорошо?
— Да. Спасибо, Маурицио.
— Не за что. Засыпай, завтра снова предстоит тяжелый день. Спокойной ночи.
Он тихо закрыл за собой дверь, а потом запер снаружи. В случае чего она могла выйти через черный ход.
Молодую женщину окружили темнота и тишина. Она вызвала в памяти выражение глаз Маурицио в тот миг, когда он подхватил ее, и попыталась догадаться о его мыслях и чувствах.
Но он ничем их не выдал. Маурицио словно отстранился, давая ей полную свободу действий, как она того и желала.
Арабелла думала, что знает его досконально. А теперь спрашивала себя, знает ли его вообще…
В течение последующих дней молодая женщина обнаружила, что его отстраненность не была показной. Маурицио вел себя так, будто они действительно были лишь друзьями, которых не связывала в прошлом настоящая любовь. Он спал в фургоне при любой погоде, не был назойлив и не говорил о своих чувствах.
Всем своим поведением Маурицио давал понять, что этот дом ему не нужен. Он словно собирался привести его в порядок и предложить ей пожить в нем сколько угодно.
Когда крыша была восстановлена, Арабелла принялась отчищать от сажи полы и стены в других комнатах…
Однажды Маурицио отсутствовал целый день, а вернувшись, показал ей портативный электрогенератор и пылесос.
— Я съездил в соседний городок, чтобы купить их, — сказал он. — Мне повезло: генератор был последний. Он не большой, зато мощный. От него вполне может работать пылесос. Теперь ты не будешь напоминать трубочиста.
Арабелла сдула непослушную прядь волос со лба, но она снова упала назад. Маурицио усмехнулся и поправил ее.
— А как насчет ужина?
— Я не знала, когда ты вернешься, и ничего не приготовила.
— Чудесно! Значит, ты не оставила мысль уморить меня с голоду!
— О, прекрати смешить меня! — воскликнула она. — Сейчас я сделаю бифштексы!
С тех пор Арабелле стало намного легче. По вечерам они уже не зажигали свечи, хотя по-прежнему топили плиту, чтобы нагреть комнаты и приготовить еду.
— Ты можешь спать здесь, — сказала она, когда вторая комната была приведена в порядок. — Все же тут лучше, чем в фургоне.
Маурицио подумал немного и согласился. На следующий день он привез железную кровать.
— Подержанная, но с новым матрасом. Точно такая же была у моих родителей, — сообщил он с гордостью.
— Она очень узкая, — с сомнением сказала Арабелла.
— Люди, которые живут в маленьких домах, должны покупать компактную мебель, иначе им негде будет шагу ступить.
Но, видимо, за пятнадцать лет Маурицио достаточно привык к комфорту и в первую же ночь три раза падал с кровати, когда пытался повернуться. После этого он положил матрас на пол, а на кровать клал все, чему не мог пока найти место.
Юмор помогал им жить, протягивая хрупкий мостик между ними. Но тем не менее они понимали, что так не будет длиться вечно…
Как-то вечером они сидели в кухне, слушая транзистор, и смеялись над планами Маурицио восстановить «родовое поместье».
— Знаешь, когда чинил крышу, я нашел на чердаке детскую коляску, — сказал он словно бы невзначай. — И теперь ума не приложу, что с ней делать. Как думаешь, она может пригодиться?
Маурицио выжидательно посмотрел на молодую женщину. И она, застигнутая вопросом врасплох, растерянно пожала плечами.
— Мой отец хранил ее, — продолжил он. — На тот случай, если родится еще один ребенок. Но этого не произошло. Мама умерла, когда мне было десять.
— Да, я помню, ты рассказывал мне об этом. — Арабелла задумалась. — Должно быть, тебе было одиноко без нее.
— Отец пытался заменить мне ее, но у него это плохо получалось. — Маурицио печально улыбнулся. — Франческо Скальди, местный великан, все в округе боялись его… Но в душе он был мягким, сначала о нем заботилась мама, потом я…
— Ты очень любил его? — осторожно спросила Арабелла.
— Да. Мы были близки. Но, как я теперь понимаю, лишь потому, что он так и остался большим ребенком. Трудно поверить, но за огромной физической силой скрывалась душевная слабость…
Арабелла смотрела на Маурицио затаив дыхание от охватившего ее тревожного предчувствия. Что-то непонятное витало в воздухе.
— Продолжай, — прошептала она.
— Отец никак не желал избавиться от этой коляски. Однажды даже заявил, что моя жена будет довольна ею. Я не смог сказать ему, что коляска годится лишь для свалки. Надежда увидеть внука грела ему душу. Но как-то он возвращался поздно ночью от приятелей слегка навеселе и упал в каменный карьер. Отец умер на следующий день. Мне было шестнадцать…
Маурицио раньше неохотно рассказывал ей о своих родителях. И теперь Арабелле хотелось найти правильные слова, чтобы побудить его говорить дальше. Но прежде чем ей это удалось, он спросил:
— Я никогда не расспрашивал тебя о родах… Постоянно думал об этом, но не отваживался…
— Роды были преждевременными, — сказала Арабелла, решив, что от него, отца несчастной малышки, не имеет права скрывать правду.
— Тебе, наверное, трудно говорить об этом. Ты, должно быть, сильно страдала, да?
