Бонусы 18+ к моим романам - Аля Драгам
— Очень красиво.
— Как будто для нас.
— Она и есть для нас.
Дожидаюсь Есению и первым выхожу на песок. Поднимаю полотенце и заворачиваю свою девочку, чтобы она не замёрзла.
— Лёнь, — Яся замирает на миг, прислонившись щекой к моей груди. Отвожу волосы от её лица и жду. — Поцелуй меня? По-настоящему…
— Я всегда целую по-настоящему, малыш.
Наклоняюсь и прикасаюсь к приоткрытым губам. Проникаю в тёплый рот языком и осторожно ласкаю, вовлекая Ясин язычок в поцелуй. Веду руками по её плечам, жалея о том, что минутой ранее сам укутал девочку в полотенце.
Она выбирается из махрового кокона и тянется, чтобы провести тонкими пальчиками по груди.
— Опасно, малышка.
— А если я… Если я не боюсь, Лёнь?
Застываю. Всматриваюсь в потемневшие глаза. Да? Или мой воспалённый мозг подкидывает желаемые варианты?
— Ты… Ты уверена, Ясь?
Я думал… мечтал, что все сделаю правильно: лепестки роз, свечи, легкий массаж… В моей голове романтика зашкаливала, но я готов был для неё…
— Да, — шепчет моя девочка и игриво проводит язычком вдоль ключицы. Уверен, что глаза прикрывает от смущения, но не отскакивает и не отстраняется, когда я очень осторожно укладываю нас на плед.
— Да, — повторяю за ней, и углубляю поцелуй.
Накрываю рукой небольшое полушарие груди и растираю через ткань. Яся дышит чаще, а я кайф ловлю от её реакции. Для меня главнее всего на свете сделать приятное ей… чтобы не боялась, чтобы хотела…
Осторожно пальцем поддеваю широкую лямку и спускаю с плеча. Приникаю ртом к торчащему сосочку, втягивая в себя. Ясенька охает и выгибается, пока я проделываю то же самое со второй лямкой. По очереди целую совершенную грудь, раздвигая коленом Ясины ноги и устраиваясь между ними.
Двигаю бёдрами, создавая трение. Уносит с нескольких толчков… и это через ткань! Сжимаю челюсти до хруста, чтобы не сорваться.
— Уверена? Ясь? Я не смогу остановиться, — предупреждаю честно.
— Не останавливайся.
Яся, Яся… Моя мечта, которая сбылась… Которая сбывается…
Продолжая целовать, избавляю нас от мокрых вещей. Целую каждый участок женского тела, утопая во влажности.
В ней горячо и узко. С трудом проникаю пальцем, расслабляя стеночки изнутри. Пытаюсь добавить второй палец, но Яська сжимается и каменеет. Не успеваю осознать и испугаться, что сделал больно, как она начинает дрожать и шептать моё имя на каждом выдохе.
Ясин оргазм это… Это невероятное зрелище! Красивая, с закушенной губой и широко раскрытыми глазами…
Подавляю стон, и начинаю входить, пока эйфория перекрывает неприятные ощущения. Миллиметр за миллиметром проталкиваюсь, даю привыкнуть перед первым толчком.
Внимательно слежу за реакцией.
— Расслабься, моя хорошая. Расслабься, — уговариваю её, поглаживая лицо, шею, целуя губы.
Ясенька слушается и расслабляет тело, впуская меня.
Толчок.
Теснота.
Мой глухой стон и ее звонкий писк.
Глаза в глаза.
— Уже… всё?
— Всё, — целую, отвлекая от боли. — Больше не будет резкой боли.
— Не будет… — Яся вдруг улыбается широко и лучисто, как она одна умеет. — Теперь я твоя?
— Всегда моя, малышка. Всегда и навсегда моя.
БОНУС к книге «Конфетка для мажора»
Рома и Юля. Мы — вместе
Домой мы добираемся за полночь. Сначала отмечали помолвку, потом… тоже отмечали Юлино «да» совместно с нашей победой.
Она, конечно, ругалась за то, что без спроса выставил наши чувства напоказ, но у меня есть один аргумент сто процентов работающий без осечек. Стоит Юльке начать возмущаться, я накрываю её губы своими и не отпускаю до тех пор, пока она не начинает отвечать.
Сейчас мы не ругаемся, но целовать свою невесту я начинаю ещё в лифте. Так долго сдерживаемая страсть уже плещется через край. Я знаю, что не отпущу её больше. И она это знает тоже.
Юлькины ответы робкие, скованные, однако, она не пятится назад и не сигналит «стоп», как делала раньше. Ввалившись в тёмную прихожую, сбрасываю с нас верхнюю одежду и хватаю на руки любимое сокровище. Кровь взрывает вены, в голове бьет набатом сердце. Стояк в штанах готов пробить плотную джинсу и каждый шаг причиняет нестерпимую боль. Но вариантов нет. Мне бы в душ под ледяную воду и передёрнуть, да только всё идёт не плану. Я не наглею, но мягко поднимаю её футболку, касаясь прохладной ладонью горячей кожи.
Подушечками пальцев очерчиваю впадинку на животе и двигаюсь выше. Сминаю ткань и стягиваю, открывая для себя совершенное тело.
Щелчок и лифчик пропадает в наших ногах вместе с футболкой.
— Мне страшно.
Мне тоже. Я никогда не… блять… Я никогда не занимался любовью, сводя раньше все действия к механике и получению удовольствия. Я никогда не нёс ответственность за ощущения и за отсутствие боли.
Но я лучше сдохну на месте, чем позволю Юльке отстраниться хоть на миллиметр.
— Я рядом. Не бойся, малышка. Не бойся, я буду самым нежным.
Целую плечи, постоянно возвращаясь к губам. Толкаю Юльку к стенке и подкидываю вверх, показывая, как удобнее обхватить меня бёдрами. Ствол упирается чётко между её ног, и я с шипением избавляюсь от воздуха. Не рассчитал и боль пронзает такая, что буквально раскалывает надвое. В глазах искры, но я упорно ласкаю любимую, полностью сосредоточившись на её ощущениях.
Всасываю острый сосок, играя с другим подушечкой большого пальца. Ударяю, вжимаю и поглаживаю до тех пор, пока Юля не начинает постанывать. Только тогда отрываюсь и, играя, прикусываю её нижнюю губку.
Широкий шаг от стены и вот уже мои колени упираются в кровать.
— Юль, родная? Я не остановлюсь…
Она не сразу понимает, о чём я.
Хлопает глазками, но всё-таки кивает, подкрепляя тихим:
— Не останавливайся, Ром…
И я не останавливаюсь.
Кладу Юлю на постель, быстро выдернув покрывало. Избавляюсь от своей одежды, буквально остатками силы воли не стаскивая боксёры.
Опускаюсь сверху и только после этого нащупываю пуговицу джинсов, чтобы снять их с Юли. Но прежде чем полностью освободить её ножки, протискиваюсь под плотную ткань и накрываю влажное кружево. Надавливаю, глотая протяжный стон, и встаю на колени.
Уперев ступни в живот, снимаю с Конфетки брюки и бельё, замерев от потрясающей картины. Она пытается свести ноги, но я крепко держу лодыжки, не давая ей этого сделать. Развожу шире и приклеиваюсь глазами к розовому бутончику, блестящему от влаги.
Нижний этаж просит пощады, сигналя, что готов излиться