Бывший 2. Роди мне сына (СИ) - Лина Коваль
— Догадываюсь, — хрипло выговариваю и опускаю глаза.
Адриан…
Собственник «Медиа-Холдинга» Вячеслав Самирович Мухамадьяров является родственником Макриса. Нетрудно догадаться, кто вставляет палки в мои новенькие колёса?..
— Где ты наследила, Вера Стоянова? С греком поругалась? Как тебе удаётся делать всё настолько не вовремя?
— Я способная, — тяжело вздыхаю.
— Помирись с ним, мне проблемы не нужны. Рекламодатели все сплошь и рядом хотят к тебе, Вера. Твоя беременность нам тем более на руку.
Вспыхиваю и прикладываю ладони к горящим щекам.
О своем положении я призналась сразу же всё подтвердилось.
Было бы глупо не рассказать. Я прекрасно понимаю, сколько стоят декорации и рекламные коллаборации. На удивление, Анатолий Аркадьич воспринял новость бодро. Настолько, что у моей беременности внезапно появились первые контракты с производителем одежды для беременных и медицинским центром, где мне было велено встать на учет. Компетенция врача меня полностью устроила, поэтому я не стала возражать.
— Я подумаю, что можно сделать. Спасибо вам, Анатолий Аркадьич, — киваю, наконец-то выходя за дверь.
В коридоре, как обычно, суета. Сложив руки на груди, медленно пробираюсь сквозь толпу из массовки.
Вчерашний разговор с Адрианом послужил тому, что полночи я не могла уснуть. Поднялось давление, а низ живота стал твердым. Слава богу, врач предупредил о том, что может быть повышенный тонус и заранее выписал свечи на этот случай.
Второе последствие — темные мешки под глазами, которые, как говорит Оксаночка с грима, даже из пульверизатора не закрасить.
— О, яйцо на ножках, — выговаривает Вознесенский.
Мой заклятый «друг» и коллега.
— Артемий, — морщусь. — Не надо меня так называть. Уймись. Твоё шоу просто было неинтересным, — пожимаю плечами. — Так бывает.
Веду себя как сука.
Но в нашем дружном змеином коллективе можно только так.
— Да… — тянет Вознесенский, поспевая за мной. — Задницу уже разъела, Стоянова. Скоро ни в один кадр не влезешь. Будем тебе чехлы для танков вместо одежды заказывать.
— Ты же влезаешь. А до твоей задницы мне ещё пару лет темное пиво пиццей заедать.
Он зло усмехается, но не отстаёт.
Мило улыбаюсь девчонкам из бухгалтерии, которые, скорее всего, дружной гурьбой пошли на обед и хватаюсь за дверную ручку, намереваясь зайти в редакторскую.
— А как вообще, Стоянова, расскажи?
Вознесенский резко захлопывает дверь перед моим носом и дышит на меня перегаром. Разворачиваюсь.
— Как это вообще, быть чьей-то подстилкой?
— У меня тот же вопрос к тебе, — отбиваю, упираясь лопатками в дверь. — Ты же из кабинета Батюшки не вылазишь.
— Гадина, — ухмыляется Вознесенский и бьет кулаком в косяк рядом с моей головой. Становится страшно, но я продолжаю смотреть ему в глаза. — Какая ты гадина, шлюха греческая!
Принимаю эту оплеуху с ровным вздохом. Сжимаю кулаки так отчаянно, что ногти упираются в тонкую кожу.
— Это всё? — интересуюсь скучающе.
— Нет.
— Что ещё?
— Скоро прикроют тебя, тварь. Главный под тебя копает. Приехали.
Смотрит на меня мерзко.
Терпеть его не могу.
— Ты веришь этим слухам? — смеюсь Вознесенскому в лицо.
— Конечно, верю. Не знаю уж, чем ты так насолила грекам, но, говорят, диаспора, особенно её женская часть, Веру Стоянову терпеть не может… В этом городе на телевидении тебе делать нечего!
Глава 5
— Вера, отсмотришь то, что получилось, чтобы завтра доснять? — спрашивает Марсель, складывая в короб стойку от камеры.
Депутат городской думы, с которым мы только что общались, едва закончилась съемка, быстро смылся.
— Конечно, всё отсмотрю, — устало потираю плечи и разминаю затекшую шею. Хочется скорее снять деловой брючный костюм и расслабиться. Пусть даже с ноутбуком в кровати. Главное, лёжа.
Сто лет не выезжала на интервью. Жизнь в студии всё-таки расслабляет.
Официант убирает со стола чашки с чаем.
— Вам всё понравилось? — заискивающе спрашивает администратор.
Изучаю имя на бейдже и натягиваю дежурную телевизионную улыбку:
— Спасибо, Андрей. Нам всё понравилось, даже очень. В титрах обязательно укажем место съёмки.
— Вера Михайловна, предлагаем вам отужинать за счет заведения. Ваше появление — большая честь для нас.
— Ох, мне как-то неловко, — оправдываюсь.
Я устала. И жутко голодная… Раньше я бы спокойно поехала домой и не обратила внимания на то, что желудок тянет. Но сейчас, надо думать за двоих.
— Пожалуйста, чувствуйте себя как дома, — говорит Андрей, кивая на столик официантам. Те тут же начинают стелить атласные салфетки и расставлять приборы.
— Марсель, — вздыхаю умиротворенно. — Поужинаешь со мной? За одним поболтаем, познакомимся.
Парень мило нахмуривает широкие, черные брови. Раздумывает над моим предложением, словно чувствует подвох. В целом, мне он нравится. Молчаливый, задумчивый. Одевается просто, но вещи брендовые.
— Перестань думать, пожалуйста. Всего лишь ужин. Заведение предлагает, а у меня свободный вечер.
«Опять врьёшь, Вьера. У тебя каждый вьечер свободный», — басит внутренний голос. Почему-то с греческим акцентом.
Проклятый фокусник Макрис.
— Ты ведь не думаешь, что я так к тебе клинья подбиваю? — немного нервно смеюсь.
— Нет, — отвечает Марсель уверенно. — У меня-то просто как раз сегодня вечер занят. Но минут сорок есть.
Изучаю правильные черты лица и вьющиеся черные волосы.
— С девушкой встречаешься?
— У меня нет девушки.
— Почему?
— Странный вопрос, — озадачивается Марс.
— Извини, — пожимаю плечами. — Всегда интересно, почему у симпатичных парней вроде тебя никого нет.
Мой новый оператор опять хмурится, словно разом становясь старше. Потирает подбородок и задумчиво на меня смотрит. Оценивает.
— Сколько тебе лет, Вера? — спрашивает, благодарно кивая официанту, который приносит меню.
Умиротворенно вздыхаю и откидываюсь на спинку кресла.
Я сто лет вот так не сидела в ресторане, с мужчиной. Пусть и коллегой. Эти два месяца радоваться просто физически не могла. Всё время казалось, что это не честно по отношению к Адриану и Умарову.
Горько усмехаюсь и инстинктивно накрываю живот ладонью. Внутри становится тепло и приятно.
Мой мальчик.
— Я думаю чуть больше двадцати пяти, — продолжает Марсель, так как ответа так и не дожидается.
— Двадцать восемь, Марсель.
— Мне двадцать шесть.
— Я знаю.
Он хмыкает.
— Тогда почему разговариваешь со мной, будто тебе под сорок, Вера?
— Хмм… Тебе показалось.
— Нет, — усмехается он. — Я третий день от этого в шоке. Как с мамой разговариваю или с сестрой старшей.
Задумываюсь, прикусив нижнюю губу. Возможно, длительное общение с Адрианом сделало меня такой… взрослой, что ли. Мне ведь всего двадцать восемь. Я молодая женщина. Вот только мой гинеколог так не считает, с обидой вспоминаю.
— Для первых родов поздновато, Вера, — сказал мне Артур Ашотович.
— Простите меня грешную, я вообще как-то не собиралась, — ответила я почему-то виновато.
Сейчас же вспоминаю этот диалог с улыбкой.
С удовольствием приступаю к еде.
Прямолинейность и
