Анастасия Баталова - Фантом (СИ)

— А чего может Нора от нас хотеть? — простодушно недоумевала Люция.

— Ну, к примеру, она надеется выведать, как ты относишься к Артуру. Что если он назначил её своим тайным агентом? Не Роксану же — это было бы слишком явно, мы всё время видим их вместе…

Вдруг что-то бесшумно проскользнуло мимо. От неожиданности Оливия умолкла.

— Белка! — воскликнула Люция, — Смотри! Смотри!

Юркий зверёк стрелой взлетел по золотисто-медному стволу сосны почти до самой вершины. Некоторое время девчонки сидели с поднятыми головами, высматривая его среди длинной голубоватой хвои.

— Артуру нравишься ты, Люси, — произнесла наконец Оливия с едва уловимым оттенком горечи, — я давно заметила, как он на тебя смотрит.

— Да брось, — со смущенным смешком отмахнулась Люция, — мы просто дружили с малолетства.

— Ага! — с задором подхватила Оливия, — я до сих пор помню, как вы бегали нагишом по пляжу! У вас были одинаковые волосы, почти белые от солнца, и похожие голоса… — ей нравилось иногда с таким важным видом, словно она годилась Люции в матери или даже в бабушки, с высоты своих лет напоминать ей эпизоды из раннего детства.

— Ну а ты как будто с нами и не бегала! — шутливо обидевшись, отозвалась Люция, — тоже мне, древняя черепаха.

— На мне хотя бы были одеты трусы…

Обе покатились со смеху.

— И всё-таки Роксана ревнует, — задавливая остатки смеха, подытожила Оливия, — иначе она не выглядела бы такой хищной…

И снова они рассмеялись, на этот раз представляя себе Роксану, загорелую брюнетку, в образе черной кошки, дико сверкающей глазами, подобравшейся, готовой к прыжку.

— Ты думаешь, они шепчутся перед сном? — спросила, вдруг посерьёзнев, Оливия.

Люция пожала плечами.

— Не знаю. Может быть. Но мне кажется, что у девочек и мальчиков в таком возрасте уже очень разные интересы.

Оливия и Люция жили в нескольких дворах друг от друга, но их семьи состояли в очень хороших отношениях, и в течении всего лета подруги были неразлучны — они ночевали вместе в небольшом бревенчатом домике для гостей на участке родителей Люции. Даже в самые жаркие томные полдни там сохранялись прохлада и полумрак — сквозь единственное высоко расположенное окно, наполовину скрытое кроной садовой яблони, зною не удавалось проникнуть в домик. В нем была всего одна комната с маленькой печуркой и двумя металлическими кроватями, а второй этаж представлял собою просторные полати под самой крышей; забираться на них следовало по приставной деревянной лестнице, третья ступенька которой чуть поскрипывала — один из гвоздей не слишком плотно удерживал её на основании.

В этом домике собиралась вечерами окрестная молодёжь: играли в карты, в фанты, в мафию или выключали свет и во мраке, словно в настоящем кинотеатре, смотрели фильмы на ноутбуке. А если какая-нибудь парочка желала уединения, выручали те самые полати и лестница со злополучной ступенькой. Несколько раз за вечер раздавался обыкновенно её короткий жалобный скрип — кто-то спускался, кто-то поднимался на полати — и никто не придавал этому особенного значения.

Бывало, что такие посиделки затягивались до утра, до той поры, когда сумерки начинали постепенно терять насыщенность, точно разбавляемый водой чай, небо становилось ровным, бледно-серым, будто бы твердым на ощупь — как алюминиевый ковш, а на траву и листья бархатной пудрой ложилась роса. Словно приставшая к краям ковша золотистая крупа поблескивали редкие утренние звёзды.

Молодёжь расходилась по домам, зябко ежась от предрассветной сырой прохлады, быстро засыпала и вновь размыкала веки обычно не раньше, чем после полудня, когда солнце стояло уже высоко, воздух был горяч, густ и ослепительно сверкала чешуйчатая поверхность моря.

Это было хорошо. Оливии нравилось просыпаться вот так, в баюкающем полумраке соснового домика, и, покидая его, будто выныривать из глубины в яркость дня.

Люция была соня; она поднималась на полчаса, а то и на час позже подруги, садилась на постели, лениво вытягивая вверх руки — такая милая в своей просторной ночной футболке, с неприбранными, примятыми подушкой волосами.

Завтракали на просторной веранде у обрыва: дом стоял на самом краю скалы, внизу пенилась от ветра небольшая роща. Столбики веранды обвивал плющ, трепетали в воздушных потоках тюлевые занавески. Сидели в удобных садовых креслах из белого пластика, пили пахучий свежезаваренный кофе с густыми сливками и мягкой сдобной выпечкой, ели фрукты и козий сыр.

Оливия часто отказывалась от завтрака, или, напротив, поглощала его с невероятной жадностью, заталкивая в себя неправдоподобное количество пищи, а потом вдруг под разными предлогами уходила домой; она заметно похудела за последнее время — у неё красиво выразились ключицы и мелкие косточки на груди, ещё немного подточились и без того стройные бёдра — но когда её спрашивали об этом, она отмахивалась или отшучивалась, списывая внезапное улучшение фигуры на свежий воздух и ежедневные морские купания.

Артур стал всё чаще наведываться в домик по вечерам. Сперва за ним непременно следовала Роксана — темноглазая, бронзовая, с длинными жёсткими черными волосами — ей богу, самая настоящая тень! — а потом он вдруг начал приходить без неё, и даже днём, чего прежде вообще не бывало.

Оливию неизменно нервировали эти визиты. Она выглядела напряжённой, прятала взгляд и всегда старалась сделать вид, что очень занята: хваталась то за вышивку, то за альбом — она неплохо рисовала — и почти не отвлекалась от своих занятий всё время, пока Артур гостил в домике — в шутку он называл его «девичий терем» — а на его реплики, обращённые к ней, Оливия отвечала обыкновенно односложно или вовсе как-нибудь странно.

— Зачем ты себя так ведёшь? — удивилась однажды Люция.

Несколько мгновений Оливия молчала, терпеливо протягивая нитку сквозь канву, а потом подняла голову:

— Я не хочу, чтобы он знал о моих чувствах. Я ведь ему не нравлюсь. А это так унизительно, быть влюблённой в парня, для которого ты всё равно что дерево или фонарный столб.

— Послушай, но то, что ты делаешь… — нерешительно начала Люция, — выглядит так неестественно… Это, пожалуй, даже похоже на издевательство. Лично я бы обиделась, вздумай кто-нибудь обходиться со мною подобным образом! Артур, может, и обратил бы на тебя внимание, если бы ты сама…

— Нет, — резко оборвала Оливия, бросив на стол вышивку, — это невозможно!

— Но почему? — Люция удивлённо распахнула глаза и чуть подалась вперёд.

— Он знает… Он всё уже знает… — произнесла Оливия с каменным лицом.