Карен Локвуд - Идеальная пара

Арман, дорогой брат, так и не встретился с ней, и она винила себя, или неосторожность, оказавшуюся роковой. Вести себя как какая-то деревенская девица, в то время как брат в ней нуждался! Если он погиб, то она никогда себе этого не простит. Даже теперь, почти год спустя, она ежедневно уходила из лавки в скромную церквушку в Ковент-Гардене и молила Бога о спасении брата. Церковь же, казалось, служила постоянным пристанищем воркующих голубей и бездомных бродяг и, как у большинства храмов Лондона, у нее хватало своих проблем, чтобы еще беспокоиться о судьбах чужеземцев. Жизнь продолжалась.

А теперь приближался еще один День святого Валентина, первый для нее в Лондоне, и чем меньше до него оставалось времени, тем больше поступало заказов в магазин, и вскоре «Золотая перчатка» была завалена ими. Виолетте представилась возможность помогать клиентам в несложных заказах. Это хоть как-то позволяло ей отдохнуть от утомительно однообразных часов, проводимых в лавчонке за украшением перчаток. Это была возможность вырваться из своей комнатушки, где она жила, а точнее, пряталась. Постоянные же клиенты, конечно, отнесутся с пониманием к тому, что один раз вместо Саймона придет она.

— Тем более, я ведь хожу в те дома, где дамы хотят заказать лишь ленты или бусы, — убеждала она Саймона, — тут ведь не требуется снимать мерки.

— Размеры для перчаток ее сиятельства уже у нас, — напомнила Саймону жена, — той молодой леди, мисс Корделл, тоже, как, впрочем, и других заказчиков. Отпусти ее, Саймон. Она так усердно работала и давно не отдыхала.

В самый последний момент заваленный заказами Саймон сдался. Во всем магазине лишь одна Виолетта, имея благородную внешность, могла бы его заменить. Ее французский акцент убедил бы самых привередливых покупателей в том, что они, действительно, получат превосходно изготовленные перчатки. Так оно и вышло. Два предыдущих клиента были очарованы образцами.

Утро пролетело быстро, и вот она добралась до дома Шелбернов, где ей пришлось ждать хозяйку почти целый час. Она то притопывала ногами, то перебирала содержимое своей корзинки, разглядывала свои собственные лайковые перчатки. Виолетта то засовывала их в карман, то снова доставала.

Сверху, из гостиной, уже давно доносились звуки фортепианной музыки. И словно в такт ей, на стенах и потолке мелькали отблески свечей. Как в каком-то сне, Виолетта поставила на пол свою корзинку с образцами лент и мерками. И подобрав подол, начала двигаться в такт музыке. Ноги просто не могли оставаться на месте, как бы она ни старалась. Она ведь была еще так молода и так одинока. И разве нельзя было оставить хоть на мгновение свои обязанности и исполнить пару пируэтов. Ноги продолжали танцевать, а сама она, почему-то с горечью, вспомнила события годичной давности.

Она так устала, что была не в состоянии сделать хоть еще один шаг. Задыхаясь от жалящего лицо ветра, она опустилась на колени перед какой-то изгородью. Семья потеряна. Ее сопровождал англичанин, переодетый французским республиканцем, на его шляпе можно было разглядеть приколотую зеленую кокарду. Они — Иоланда и Макс — приехали сюда из Парижа, и теперь он тащил ее за руку к подножию утеса, продуваемого всеми ветрами, туда, где, спрятавшись среди камней, они должны были ждать спасительную лодку. Эмигрантов, как и контрабандный товар, переправляли только под покровом темноты, но в ту ночь было полнолуние, и им надо было ждать. Ждать и надеяться, что ее брату тоже удастся присоединиться к ним. Делать было нечего, и Иоланда украдкой посматривала на своего охранника, сидящего рядом, на его освещенный луной профиль. Щеки его покрылись щетиной, что подчеркивало его мужественность, но вместе с тем придавало лицу жутковатый вид.

Даже перед лицом опасности, чувства переполняли Иоланду. О, если бы встретить этого человека в другое время и в другом месте… Но такие мысли были кощунством.

— Что-то Арман опаздывает, — проговорила она дрожащим голосом и даже выронила перчатки.

— Он не собьется с пути, — произнес англичанин.

Внезапно из темноты галопом выскочили несколько всадников, и англичанин закрыл ей рот своей ладонью.

— Не говори ни слова, нам повезет, если только это не фанатики…

Его рука была пропитана солью и дымом, а прикосновение было на удивление мягким. Его слова прошли сквозь нее, как молния, и она впервые почувствовала себя спокойно, как будто и не была среди чужих, посреди бури. Он повел ее к стогу сена и прикрыл своим крепким телом. В первый раз за эти три дня Иоланда почувствовала, что он для нее не просто равнодушный чужеземец, отдающий приказы. В первый раз, она, гордая и упрямая дочь графа, допустила, что ей, действительно, необходим стал этот симпатичный англичанин, спасающий ее жизнь. Хуже было то, что она забывала о предупреждении своего брата. Никому не доверять… Но как же могла она не доверять Максу, если просто таяла в его объятиях? У нее кружилась голова, словно он провел ее в танце по залу.

— Он не собьется с пути, — проговорил Макс.

— А если собьется?..

И снова ей пришлось упрекнуть себя. Никаких танцев… «Нет, Виолетта, ты притворяешься ученицей лондонского перчаточника и счастлива, что жива, но девушки из магазинов, Виолетта, не танцуют средь бела дня в домах английских джентльменов». Вздохнув, она стала смотреть на потолок, где мелькали отблески свечей. Как далеко была она от берегов Франции, еще дальше от Парижа, а беззаботная девичья пора совсем затерялась в прошлом. Она заставила ноги стоять неподвижно и обхватила себя руками. «Помни, Виолетта, — предупреждала она сама себя, — какой длинный путь ты прошла от отцовского замка».

Музыка продолжала плыть по дому Шелбернов и снова звала танцевать. А руки так и просили ее надеть перчатки — единственное напоминание, оставшееся от прежней жизни. Они, как счастливый талисман, всегда были с ней, и теперь, надевая их, хотя бы на несколько минут, она снова любовалась золотой и серебряной вышивкой. Конечно, нельзя потакать слабостям, но она же была так молода и притом терзалась выбором между семейным долгом и желанием любить. После того, что случилось с ней во время бегства из Франции, могли ли еще какие-нибудь опрометчивые поступки причинить вред? Она закружилась на месте. Еще свежи были в памяти воспоминания о бале там, дома, и ей доставляло удовольствие двигаться под мелодию Моцарта в этой полутемной комнате. Ведь именно под эту мелодию она танцевала со своим отцом — и с братом тоже — на своем восемнадцатилетии и выглядела очень элегантно в своих новых белых перчатках. Под эту же музыку она мысленно танцевала со своим таинственным спасителем, Максом. Его руки мягко сжимали ее, он кружил ее по залу с мастерской легкостью. Сейчас же для нее было достаточно и его тени.