Джеймс Шульц - Сатаки и я

Теперь по направлению к нам ехали женщины. Я встретил свою мать, она сидела на вьючной лошади; другую, запряженную в травуа, она вела за собой. Обе эти лошади принадлежали дяде.

– Убил ли ты кого-нибудь? – закричала она мне еще издали.

– Только троих, – ответил я с тяжелым сердцем.

– О, как я счастлива! – воскликнула она. – Три бизона, их мясо и шкуры, и все это принадлежит нам! Мой сын, я очень горжусь тобой. Я знаю, с этого дня мы не будем в нашем народе беднейшими среди бедных.

– Один охотник убил одиннадцать самок. А я только три, – сказал я печально.

– Сейчас ты об этом не беспокойся. Придет день, когда и ты убьешь одиннадцать за одну скачку, – заявила она, и я почувствовал облегчение.

Мы нигде не видели моего отца с самого раннего утра и решили, что его нет в лагере. Он пришел поздно вечером, по пути к своему ложу бросил взгляд на большой запас мяса и сложенные шкуры, но ничего не произнес. Моя мать приготовила еду и подала ему.

Он немного поел, отодвинул миску и воскликнул:

– Весь день я думал о себе! То, что случилось этим утром, заставило меня увидеть себя таким, каким я был уже долгое время – обезумевшим от игры. Теперь я собираюсь стать таким, каким я был в давние времена. Для начала я выступлю в поход, чтобы вернуть себе доброе имя и захватить у врага добычу. И я пойду не один. Мой сын пойдет вместе со мной.

– О, нет! Он слишком молод для этого! – закричала мать.

– Я уже достаточно взрослый! И я хочу встать на эту тропу, чтобы иметь право сказать отцу Сатаки: «Отдай мне свою дочь, мы хотим иметь собственный вигвам», – ответил я.

Известие о том, что мой отец и я собираемся на войну, быстро разнеслось по всему большому лагерю. Однако ни один мужчина не вызвался присоединиться к нам. Нас также не пригласили вступить в большой военный отряд Желтого Волка, который готовился выступить против Народа Носящих Пробор [8], находившегося далеко вниз по течению Большой реки [9].

И ни один мужчина не подошел к нашему вигваму пожелать нам удачи и дать нам свои советы. Все это показывало, как низко пал во мнении людей мой отец – он не имел ни одного друга.

Но Сатаки пришла вместе со своей матерью Патаки (Несущая Женщина), близкой подругой моей матери. Сатаки рассказала мне, как она рада, что я собираюсь идти на войну. Я должен верить, горячо убеждала меня она, что вернусь от врага с добычей, и захваченные лошади положат начало громадному табуну, который заставит ее отца обратить на меня свой благосклонный взгляд.

Потом она потянула за шнурок, на котором у нее на груди висел священный Бизоний Камень, подаренный ей жрецом Солнца несколько зим тому назад. И прежде чем я понял, что она делает, она сняла его с себя и надела мне на шею.

– Нет, нет! Ты должна взять его обратно, – запротестовал я. – Без него с тобой может случиться какое-нибудь несчастье.

Но Сатаки не разрешила мне снять его. Ее глаза блестели, она взяла меня за руки и, крепко сжав их, прошептала:

– Ты должен носить его ради меня! Каждый день и ночь молись ему: он обеспечит вам безопасность.

Она поцеловала меня и выскочила из вигвама, прежде чем я успел удержать ее.

Вечером мы с отцом выступили в поход.

На третье утро еще до наступления дня мы пересекли последнюю извилину долины Медвежьей реки и вышли к берегу Большой реки.

Теперь, когда мы сидели и слушали странное журчание воды – протяжную и печальную песню этой великой реки, – он неожиданно спросил:

– Ты никогда не видел, какие лодки делают женщины Народа Земляные Дома [10]?

– Конечно, нет. Как я мог видеть, если я никогда не был в стране этого народа? – ответил я.

– Ты скоро увидишь, как мы сами сделаем одну из таких лодок. Все, что нам нужно, – шкура большого бизона и ивовые прутья. Когда наступит день, мы постараемся этого бизона добыть.

И на следующий день мы подстрелили двух бизонов. Очень осторожно, всячески избегая порезов, мы сняли шкуру с самого большого бизона, очистили ее от мяса и сразу же с помощью шила и ниток зашили дыры, которые пробили в ней наши стрелы. Второго бизона мы свежевали не так осторожно, так как из его шкуры только часть пошла в дело на изготовление завязок.

Потом из длинных ивовых прутьев мы сделали два обруча и скрепили их кожаными завязками. Больший из них предназначался для верха лодки, а меньший – для днища. Вдоль и поперек мы переплели их многочисленными прутьями. Получилась большая открытая корзина, вроде круглых неглубоких тарелок белых. Затем мы накрыли корзину шкурой бизона шерстью наружу, надежно прикрепили ее с помощью кожаных завязок к краям верхнего круга. Теперь работа была закончена.

После этого мы спустили нашу лодку на воду. Мы сняли мокасины, вброд подошли к лодке и сели в нее одновременно и так осторожно, чтобы не зачерпнуть воды. Я сидел по одну сторону, отец по другую, а свое оружие и сумки мы положили посередине. Оттолкнувшись, мы сначала медленно поплыли вниз по течению Медвежьей реки, а очень скоро – по широкой и значительно более быстрой Большой реке.

Как только мы оказались на этой реке, мой отец бросил в воду часть имевшейся у него священной краски и табака и сказал:

– Хайя, Подводные Люди [11]. Мы приносим вам жертву. Сжальтесь над нами, не хватайте нас. Разрешите нам благополучно проплыть над вашими жилищами, которые глубоко под водой.

На третью ночь, когда мы плыли мимо одной скалы, на ее вершине завыли волки. В ответ послышались громкий вой и лай в большой пойме, лежащей ниже.

– Это не волки, это собаки, – сказал мой отец. – Там расположился большой лагерь.

Мы подплыли еще ближе к берегу, высадились на сушу ниже возвышенности.

– Может быть, это вражеский лагерь?.. – предположил я.

– Нет, это невозможно. Ни один враг не осмелится расположиться в центре нашей страны. Это, должно быть, Внутренний Народ [12]. Да, конечно, это наши друзья Внутренний Народ, и никто другой здесь быть не может, – ответил отец.

Прошло много лет с того времени, как наши отцы приняли Внутренний народ под свое покровительство. В то время их было мало, они были бедны и скитались по разным местам, преследуемые кроу и ассинибойнами, сиу и минетарис, чейеннами и племенами стейк. Под нашей защитой они стали многочисленными и богатыми. Большая часть их племен говорила на нашем языке.

– Кья! Нам незачем бояться их, – сказал мне отец и направился к вигваму вождя – Вороньего Колчана.

Вороний Колчан, сидевший в глубине вигвама, узнав посетителя, от удивления шлепнул рукой себе по губам [13]. Затем он закричал: