Наслаждаясь вином и не только… - Анна Дремух
«Теперь пробуй, – говорил он, – обмакни губы, и подержи вино на кончике языка, ощути всю сладость напитка, даже если её нет, как тебе кажется. Затем прижми язык к нёбу, и распредели вино по бокам, ближе к щекам – тебе раскроется кислотность. Ну и в конце, проглатывая, ты почувствуешь горечь, и, поверь, она будет как горечь расставания с чем-то прекрасным.»
Стоит ли говорить, что в свои 24 года Катрин никогда не была так пьяна, чтобы не помнить себя или валяться под столом после бурной вечеринки. Ведь тогда это могло разрушить ту магию, о которой говорил отец. А это всё, что осталось у неё: лишь горстка воспоминаний об отце, с которым они были так близки, лишь чувство чего-то незавершённого, незаконченного. «Время, его было так мало, а я и не догадывалась. Как же это несправедливо: украденные моменты, которых уже не будет никогда… Ну почему он?» – этот вопрос постоянно мучил Катрин. И поэтому, увидев объявление о найме в винный бутик, с радостью откликнулась на предложение. И пусть она поначалу лишь встречала посетителей, теперь же ей доверяли проведение дегустаций каждую пятницу. Это как будто делало её ближе к отцу, сейчас, когда его уже не было рядом с ней, ведь утрата была так горестна и невыносима: не прошло и пары лет.
В самый разгар лета было так приятно находиться в прохладе сумрачного, камерного подвала. Уходить не хотелось; накатывающиеся волнами мысли и воспоминания очень волновали.
«Как много приятных моментов они могли провести с отцом в этом прекрасном месте… Он стал бы ей рассказывать, как важна земля, на которой растёт лоза – это была его любимая тема.»
«Важны камни, сквозь которые в страданий пробивается корень лозы в поисках воды. Томимый жаждой, он стремится вниз, а наградой ему служат минералы, которые потом попадут в ягоду, – говорил отец, – ведь только это приводит к триумфу, воплощённому затем в гроздьях винограда.»
А её любимой историей был рассказ о движении ледника миллионы лет назад, которое изменило расположение слоёв, подняв их вертикально, когда ледник остановился. И теперь на небольшом участке земли через 50 метров можно было встретить на поверхности совершенно разные по структуре и составу почвы. Это давало виноделу такие возможности для экспериментов в одном месте! Она не знала, было ли это правдой; возможно, что отец просто воплощал в словах свои мечты. Хотя были и вполне правдивые истории, не поддающиеся сомнению, о том, как пока в одной части света шла вторая мировая война, на другой оказались столь благоприятные условия для урожая 1941 года, что прославили вино до этого неизвестной долины в Калифорнии. Или как эталоном вкуса и аромата признано вино, годом вызревания которого в 20 веке послужил 41-й, а дата конечного разлива произошла лишь в 45-м.
«Как ни удивительно и столь же печально, в мире всегда есть место одновременно и ужасу, и чуду», – говорил ей отец.
Катрин вернулась из омута воспоминаний, да и дворецкий своим немым присутствием как бы поторапливал её. Пора было уходить. Пока она шла по гравийной дорожке к ожидавшему за воротами такси, ей так хотелось обернуться и посмотреть на этот дом, с фасадом в классическом французском стиле, «конца 19 века, построенный на фундаменте построек века 14-го», – как говорил дворецкий. С большими панорамными окнами на первом этаже. Так хотела, но почему-то боялась: а вдруг, одёрнув тяжёлую штору, там стоял он и смотрел… Поэтому она лишь могла оглядываться по сторонам, наслаждаясь идеально подстриженными кустиками самшита вдоль дорожки, за которыми просматривались садовые тропинки и небольшие аллеи с декоративными клёнами.
Катрин почти не помнила, как доехала до дома: какое-то новое ощущение бередило душу. Она лишь могла прислонить висок к холодному стеклу авто и наблюдать как проносится мимо пейзаж за окном.
Катрин быстро поднялась к себе в квартиру. Хорошо, что во дворе их дома она не встретила хозяйку, проживающую этажом ниже и других жильцов: разговаривать с ними просто не было никаких сил. Она лишь упала на свой серый диван, служащий ей и кроватью одновременно, и местом посиделок для гостей. Луч света падал на тёмный пол её белоснежной во всём остальном комнаты, рассыпаясь на кучу ослепительных солнечных зайчиков проходя через стеклянную вазу, стоящую на столике – и Катрин уставилась на эту игру света. Через открытое окно она слышала звуки улицы. Лёгкий ветерок колыхал прозрачную занавеску. От какого-то восторженного состояния у неё внутри Катрин даже не чувствовала голода, хотя не ела с утра. Она решила позвонить маме:
– Привет, мам!
– Катрин?! Дочка, как дела? Всё в порядке?
– Да, мам, всё хорошо. Просто решила позвонить.
– У тебя какой-то грустный голос, – беспокойно заметила Сесиль.
– Просто я с утра уже съездила за город, может из-за этого. И на улице жарковато.
– Ты права, но погода всё равно великолепная! Я устроила открытый урок на улице, мы с учениками устроились в тени липы. Получились хорошие зарисовки, – рассказывала Сесиль.
– Мам, тебя ещё не совсем достали твои студенты? – поинтересовалась с улыбкой Катрин.
– Они, конечно, шалопаи иногда, но такие талантливые! Я надеюсь, что получатся хорошие выпускные работы в этом году для галереи.
– Здорово, мам!
– Приезжай на выходные домой, – попросила Сесиль.
– Не знаю, постараюсь, – ответила Катрин, – если планов не будет.
– Аа, друзей ждёшь?
– Нет, но… Люблю тебя, мам. Целую, мне пора. – Катрин поторопилась положить трубку.
Глава 3
Катрин всегда ощущала себя неким гадким утёнком, который никогда не сможет вырасти в прекрасного лебедя. У неё был каштановый цвет волос, унаследованный от отца, и карие глаза. Тогда как её мать могла похвастаться шикарными белокурыми локонами, так нравившимися её отцу. А ещё у Сесиль Лефевр была мягкая светлая кожа, изумительные голубые глаза, светящиеся бесконечной нежностью и радостью, и привычка носить свободную, как бы струящуюся по её телу одежду. Всё это придавало лёгкость и невесомость маминому образу. Как будто мягкий свет всегда исходил от неё. Казалось, эта лёгкость была присуща всему её характеру. А Катрин же была больше похожа на отца: более рассудительная и, в то же время, порывистая. Решительная, но не лишённая мечтательности, особенно когда слушала истории отца.
– Как съездила, Катрин? – встретил её вопросом мистер Бэйкс
