Инга Берристер - Любимая, прости...

Да, печально подумала Дженетт, у сестры совсем другой круг интересов. Наверное, ей надо было бы попытаться устроиться на работу в какой-нибудь косметический салон…

– Это ты виновата в моем унижении! – донеслось вдруг до ее слуха.

– Я? – не поверила своим ушам Дженетт.

– Ты до сих пор являешься женой неимоверно богатого человека, а мы чуть ли не голодаем! – набросилась на нее Элизабет. – Вечно жалуешься на разбитое сердце и считаешь, что это все оправдывает. Мне приходится бегать в поисках недостойной меня работы, а ты сидишь почти всю неделю дома, нянчась с Карен, будто она наследная принцесса!

Пораженная столь яростной вспышкой возмущения, Дженетт вместе с тем почувствовала себя виноватой за их финансовые трудности.

– Бетти, я…

– Ты всегда была со странностями, Дженетт! Взгляни, какую жизнь ты ведешь! – с явной злостью в голосе прервала ее сестра. – Живешь в этой дыре с дурацким котенком, подобранным на помойке, и со своей драгоценной дочечкой! Не делаешь ничего путного и не бываешь в сколько-нибудь приличных местах. Работаешь на скучной работе; ведешь скучный образ жизни. Скучнее тебя я не видела никого в жизни! В том, что Висенте решил поразвлечься на яхте с этой сексуальной парижанкой, нет ничего удивительного. Удивительно то, что он вообще женился на таком ничтожестве, как ты!

И, выскочив из комнаты, Элизабет хлопнула дверью с такой силой, что затрясся дом.

Побледневшая как мел Дженетт все-таки попыталась отнестись к жестокому заявлению сестры объективно, напомнив себе, что у той сейчас тяжелый период, а это отнюдь не улучшает характера человека. Никто лучше нее не знал, насколько трудно пытаться построить новую жизнь на обломках старой. А Элизабет ко всему прочему никогда прежде не приходилось идти на компромисс, она принимала свою принадлежность к миру избранных как должное.

По сравнению с ней Дженетт с самого детства воспитывали в мысли, что ей необычайно повезло в жизни. Потеряв в автокатастрофе родителей в возрасте нескольких месяцев, она попала на воспитание в богатую и пользующуюся известностью семью Барнетт. Их дочь Элизабет была всего тремя годами старше, и супруги захотели удочерить маленькую девочку, которая могла бы составить ей компанию.

В доме Барнеттов все были добры к Дженетт, однако она не оправдала надежд приемных родителей, так и не став для Элизабет хорошей подругой. Между девочками не было абсолютно ничего общего, а разница в возрасте только подчеркивала несхожесть. Будучи болезненно чувствительной, Дженетт росла в постоянном ощущении вины за то, что является источником разочарования для хороших людей. Барнетты тщетно пытались найти в ней сходство с дочерью, интересовавшейся сначала нарядами, пони и танцами, а позже нарядами, молодыми людьми и бурным водоворотом светской жизни.

Дженетт же, скромная и застенчивая, считалась самой неуклюжей в танцклассе. Лошади пугали ее так же, как и молодые люди, а вечеринок она избегала как чумы. Пристрастившись к книгам, едва научившись читать, она чувствовала себя уверенно лишь в мире науки, где ее с самого юного возраста всячески отмечали. Однако родители, считавшие такое увлечение учебой не совсем нормальным для молодой девушки, ее достижения в этой области встречали с недоумением.

Когда Дженетт было девятнадцать, от сердечного приступа умерла приемная мать, а когда отец, после нескольких месяцев болезни, вызванной финансовыми неприятностями, последовал за женой, она уже училась в университете. Вынужденная продажа семейного дома и антикварных вещей сильно подействовала на Элизабет, с рождения жившую в полной уверенности, что все это когда-нибудь будет ее. Как ни старалась Дженетт, ей так и не удалось примирить сестру с этой потерей…

Внезапно раздавшийся звонок в дверь отвлек ее от неприятных воспоминаний. Оказавшийся за дверью курьер передал ей пакет и уехал на своем мотоцикле.

– Что это такое? – спросила Элизабет из-за спины Дженетт, заворожено глядя на элегантную, с золотым обрезом, картонку, надписанную небрежным мужским почерком.

– Не знаю.

Ожидая найти внутри красочного подарочного пакета какой-нибудь подарок для Карен, она с удивлением обнаружила газету… и остолбенела при виде фотографии пышной брюнетки, обещающей поведать все свои секреты на четвертой странице.

Молодая женщина похолодела, ладони ее стали влажными. Как мог Висенте быть настолько жестоким, чтобы прислать ей статью о Николь Сежурн?! Не обращая внимания на сестру, требующую передать газету ей, она трясущимися руками перелистала страницы.

Набранный крупными буквами заголовок гласил: «УСПЕХ МНЕ ПРИНЕСЛА ЛОЖЬ!». Несколько первых абзацев напечатанной на указанной странице статьи Дженетт перечитала три раза. Без малейшего стыда бывшая звезда всемирного известного варьете признавалась в том, что ее заявление об интимных отношениях с Висенте Перрейрой являлось намеренной и тщательно продуманной ложью, призванной обеспечить ей популярность и приглашения на различные светские приемы. Безумная ночь безудержной страсти, описанная два года назад в весьма пикантных подробностях, оказалась полной фальшивкой.

Охватившее Дженетт оцепенение распространилось, казалось, не только на тело, но и на мозг. Так, значит, Висенте не нарушал брачных клятв. Он был верен ей, тогда как она… А что она? Поверила в худшее и отказалась слушать его, отринула как своего мужа, разрушила их брак.

Дженетт охватил невыразимый ужас. Это было похоже на падение в бездонную пропасть.

– Я… я ошиблась… Зря обвиняла Висенте…

– Что? Что ты говоришь? – нетерпеливо спросила Элизабет и вырвала газету из ослабевших пальцев сестры.

Трясущимися руками Дженетт стиснула нестерпимо занывшие виски. Разум никак не мог воспринять целиком чудовищные последствия признания Николь Сежурн. Оно обрушилось на нее подобно камню на стекло, разбив вдребезги не только ее саму, но и созданный с таким трудом мирок. В одно мгновение из жены, полагающей, что она совершенно правильно ушла от неверного мужа, Дженетт превратилась в женщину, совершившую страшную ошибку, искалечившую жизнь как любимому человеку, так и их ребенку.

– Надеюсь, ты не восприняла всерьез всю эту чушь? – бросила Элизабет с презрением в голосе. – Сейчас, когда ее популярность начала падать, эта Сежурн сделает все, что угодно, лишь бы попасть в газеты!

– Не в этом дело… В статье написано именно то, о чем мне говорил тогда Висенте. Только… – Голос Дженетт прервался, ее душили подступающие слезы. – Только я его не стала слушать…

– И правильно сделала! – отрезала сестра. – У тебя оказалось достаточно здравого смысла, чтобы не поверить его вранью. Ты же знала, какой он бабник, еще до замужества! Разве я не пыталась тебя предостеречь?