Кей Мортинсен - Любовный розыгрыш

— Мы уедем всего на пару недель, — успокоила она всхлипывающую Николь на следующий день, перед тем как отправиться в небольшое свадебное путешествие. — А потом будем жить все вместе — одной большой семьей!

Подошедший Филипп обнял обеих женщин и по очереди поцеловал их. Все трое стояли на пляже — молодожены должны были в лодке перебраться на яхту.

— Нам пора. Береги себя, Николь!

— Ты… ты мне как сын, — с грустью проговорила тетка.

— Я знаю. Ты заменила мать, когда я так нуждался в поддержке. Только я чуточку староват, чтобы быть твоим сыном, дорогая! — засмеялся Филипп. — У нас разница в возрасте всего каких-то пятнадцать лет! Не грусти! — сердечно сказал он. — И дай мне знать, если отцу станет хуже. — Сняв туфли и носки, он закатал брючины. — Пока не говори ему о моей женитьбе. Я потом это сделаю сам.

— Я бы Жильберу и так ничего не сказала, даже через миллион лет! — воинственно вздернув подбородок, заявила Николь.

— Ты собираешься везти меня в свадебное путешествие или нет? — вмешалась Нэнси.

Засмеявшись, Филипп поцеловал на прощание тетку и легко, словно пушинку, подхватил жену на руки. Он пошел по мелководью к ожидавшей их лодке и осторожно усадил Нэнси, потом примостился рядом с нею. Суденышко легко заскользило к стоявшей невдалеке на якоре моторной яхте Филиппа.

Под загадочным мерцанием звезд молодожены наслаждались свадебным ужином, сервированным на палубе. Берег, люди, весь мир остались где-то далеко-далеко. Все заботы, тревоги и страхи прошлого казались ничтожными перед величием усеянного серебряными звездами бархатного небосвода и бескрайним морем.

И этот вечер она запомнит навсегда!

— Как обманчивы бывают первые впечатления, — сказала Нэнси, улыбнувшись мужу. — Ты притворялся таким суровым, таким холодным, а на самом деле ты совершенно иной!

В полумраке сверкнули в улыбке белые зубы Филиппа.

— Когда надо, я могу быть и холодным, и безжалостным. У тебя еще будет возможность в этом убедиться.

— Это невинное предупреждение или открытая угроза? — притворно-испуганно поинтересовалась Нэнси.

— Это зависит от того, как ты будешь себя вести, — ответил Филипп со смешком. — Иди-ка сюда. Хочу проверить, такая ли ты сладкая теперь, когда стала женщиной замужней.

Переполненная счастьем, Нэнси утонула в объятиях любимого, готовая отдать ему и душу, и тело. А потом вдруг подумала, что за такое блаженство придется заплатить какой-то страшной ценой. Ведь так не бывает — испытывать огромное счастье и ничего за это не платить!

Тем не менее в последующие две недели они с Филиппом становились все более близкими, еще большими друзьями, еще более влюбленными друг в друга. А ведь совсем недавно Нэнси даже представить себе не могла, что можно столько смеяться. Она рассказала Филиппу про себя, про свою жизнь с Питером. Но Филипп о себе говорил очень мало, и Нэнси понимала, что ему все еще больно вспоминать прошлое.

Возвращение в родные пенаты послужило поводом для большого приема, который устроила в честь молодых Николь. Особняк утопал в цветах, а на пляже играл специально приглашенный духовой оркестр. Ту ночь молодожены провели в отделанной панелями главной спальне, которую Нэнси раньше не видела. С большой нежностью Филипп снял с жены одежду, и с такой же нежностью они ласкали и любили друг друга в огромной кровати, застеленной тончайшими голландскими простынями. Нэнси казалось, что если она не сможет передать Филиппу, как счастлива, то сердце у нее разорвется.

— Я собираюсь повидать Жильбера, — заявила на следующее утро Николь. — Может быть, передать, что ты скоро его навестишь? — спросила она племянника.

Филипп недовольно поморщился и перед тем как ответить, долго возился с манго, очищал его от кожуры.

— Боюсь, визита мне не избежать, — наконец сказал он. — Сегодня я занят, а завтра, возможно, заеду в больницу.

После завтрака молодая чета отправилась в гости к другу Филиппа, Эндрю. Поскольку муж был явно не в духе, Нэнси вовсю старалась отвлечь его от мрачных мыслей, благо недостатка в темах для беседы не было.

— Смотри, как здесь красиво, — восторгалась Нэнси, указывая на мелькавшие за окном машины побелевшие на солнце деревянные здания в прованском стиле. Веранды многих домов украшала замысловатая резьба, стены увивал дикий виноград.

— Это старый рыбачий поселок. Здесь живет и несколько французских семей. Бог знает, каким ветром занесло их сюда, но до сих пор они хранят традиции своей родины, — пояснил Филипп.

— Как романтично! — вздохнула Нэнси. — Запах моря, развешанные для просушки сети, веселье в портовом кабачке…

— Есть у них и кабачок, — усмехнулся Филипп. — Я познакомился с Памелой на одной из здешних милых пирушек.

Нэнси вспомнила, что Филипп как-то пообещал сводить ее на местную вечеринку, которая обычно начинается в пятницу вечером, танцы продолжаются до утра, повсюду на улицах громкая музыка и веселье, уличные торговцы предлагают горячие закуски. Внезапно до Нэнси дошло, что Филипп только что упомянул свою покойную жену. Может быть, последует продолжение и он приоткроет завесу тайны над своим прошлым?

— Какая она была? — осторожно поинтересовалась Нэнси. — Я нигде в доме не видела ее фотографий.

Лицо Филиппа омрачилось.

— Они сгорели во время пожара, — безжизненным голосом сказал он. Нэнси успокаивающе погладила его руку. — Наш дом стоял на границе поместья «Голубая лагуна». Я сам его спроектировал и построил своими руками. От дома ничего не осталось. Теперь пепелище поросло травой.

— Мне искренне жаль!

— Д-да… — Филипп думал о своем и был где-то далеко-далеко. — Это было ужасно! Все случилось так неожиданно. В тот день я ни свет ни заря собрался совершить прогулку верхом и вылез из постели как можно тише, чтобы не разбудить Памелу.

— Ты уверен, что в пожаре виноват твой отец?

Филипп безучастно смотрел на дорогу перед машиной. После затянувшейся паузы он наконец сказал:

— Николь видела его возле дома. Он курил сигару. А отец начисто отрицает, что вообще в то утро был там. Но я больше верю тетке. Зачем бы она стала говорить неправду? Я увидел дым, отъехав довольно далеко, и изо всех сил пришпорил коня. Но я опоздал, от дома оставалось одно пепелище.

— А потом? — тихо спросил Нэнси.

— Я пришел в дикую ярость, разыскал отца и набросился на него. Слуги стали меня удерживать, иначе один Бог знает, что бы я с ним сделал. Для меня в Памеле и маленьком Томасе была вся жизнь. А потерял я их потому, что старый идиот не соизволил как следует погасить свою проклятую сигару. После этого отец написал жалобу окружному прокурору. Он сделал несчастной нашу семью, — горько произнес Филипп. — И семью Памелы тоже. Ее родители так никогда и не простили мне ее смерти.