Кристин Григ - Вино любви

– Та-ак-с! С добрым утречком! И куда это ты собралась в таком прикиде?

Она закрыла лицо ладонями и простонала:

– Нет, Коннор, не смотри на меня! Я знаю, это кошмар. Это трудно пережить. Мне надо тихонько отползти и провести реанимацию самой себя…

– Тебе нужен кофе.

– Чего?

– Кофе. Много кофе. И еще еда. Яйца, бекон, сосиски, булочки, апельсиновый сок… То, чем мы занимались, отнимает массу сил и калорий. Надо восстановить и то, и другое.

– Я хочу в душ! Мне надо вымыть голову. И вообще привести себя в божеский вид.

– Насчет душа ты совершенно права, Вейл. Только это моя идея, не твоя. А насчет всего остального…

– Не надо. Я знаю. Я ужасно выгляжу.

– Дура! Ты выглядишь потрясающе! Ты хоть знаешь, что ты красавица, Черри Вейл?

– Я… весь макияж утек.

– И черт с ним. Ты ярче всех красок мировой косметики. Ты свежее утренней росы. Мягче снега. Горячее солнца.

– Ты серьезно, Коннор?

– Все. Пошли в душ. Потом пойдем завтракать.

Она кивнула и направилась к двери. Коннор окликнул ее:

– Ты куда?

– Как куда? В душ!

– Он здесь.

– Но я…

– Мой душ гораздо лучше твоего. Он больше. Вода в нем горячее…

– Это уже вранье!

– Ничего подобного!

С этими словами Коннор Фотрелл сгреб ее в охапку и потащил обратно в ванную, из которой она с таким трудом выбралась.

Они стояли под тугими струями воды и целовались до одури, пока вода и впрямь не начала остывать. Потом Коннор завернул Черри в огромное мохнатое полотенце и отнес в спальню. Она сидела на постели и наблюдала, как ее мужчина одевается. Это было так здорово! Коннор излучал силу и уверенность, но все движения его мощного тела были грациозны, он двигался, словно крупный хищник…

А потом он снова подхватил ее на руки и отнес вниз, в ее комнату, она одевалась, а он расхаживал по комнате, рассматривая смешные картинки, которые Черри рисовала сама себе каждый вечер и наклеивала на шкафы и холодильник, разные записочки и заметочки, которые она тоже адресовала себе…

И все-таки она его выгнала из спальни. Не могла она при нем раздеваться, натягивать трусики, расхаживать голышом. Черри стеснялась. Господи, как это было странно – и немного смешно. В ночном клубе, где она работала до отеля, была большая группа танцоров. Парни и девушки, и на всех одна гримерка. Там никто никого не стеснялся. В перерыве можно было застать там девиц с голой грудью, курящих сигареты и с азартом что-то доказывающих парням, в это время переодевающим крохотные плавки. И никакого смущения! Это была работа. Ни малейшего вожделения они друг у друга не вызывали.

Иное дело Коннор…

Она распахнула дверь спальни – и оказалась в его объятиях.

– Пошли скорее, а то я забуду, куда мы собирались. Тогда может оказаться, что ты совершенно зря меня выгоняла из спальни…

Они завтракали так, словно соревновались друг с другом. Яичницу сменил поджаренный бекон, на смену ему пришли сосиски, галлоны апельсинового сока заливали это пиршество, и Черри с Коннором без умолку смеялись.

Ему нравилось, как она ест. Никакого жеманничания, никакого кокетства. Она ела с аппетитом, как настоящая женщина после ночи любви. У нее было тело настоящей женщины. Не ребра, прикрепленные к позвоночнику остатками ссохшихся внутренностей, а тело, желанное и соблазнительное. Эта женщина могла согреть постель мужчины, могла посмеяться вместе с ним, могла любить и откликаться на зов его плоти…

– Коннор!

– А?

– Я с тобой, между прочим, разговариваю! Говорю, не могу поверить, что все это съела я одна!

Он улыбался ей, а сам думал.

Вот сидит женщина, с которой они провели потрясающую ночь. Они занимались таким сексом, что… Нет, это было больше, чем секс.

Что значит «больше, чем секс»? Секс есть секс, и у Коннора он всегда, в принципе, получался неплохо. Однако с Черри все было иначе. Он даже не мог объяснить, как именно иначе, и потому злился, а может быть, злился совсем на другое…

Тарантул вылез из подсознания и ужалил.

Что чувствовала Черри этой ночью? Было ли ей знакомо то, что она испытывала? Сколько раз она уже занималась подобным сексом? Сколько мужчин было у Черри Вейл?

– Коннор, о чем ты опять задумался?

– А… да так. Думаю о том, сколько нашего вина успели продать в «Розовом Слонике».

– Смешное название для ресторана. А сколько ты туда отдал?

– Две дюжины бутылок.

И они немедленно пустились в долгий и страшно деловой разговор о продаже вина в окрестные рестораны и прочих деловых проблемах, но маленький тарантул продолжал жалить сердце Коннора Фотрелла.

Черри права. Они не смогут быть вместе, пока не договорят обо всем до конца. И о том, что случилось сегодня ночью, и о том, что было в их жизни раньше.

Вода и масло. Можно налить их в один сосуд, но они никогда не перемешаются. У них с Черри нет ничего общего, кроме секса. Она его служащая. Он нарушил правила.

Система дает сбой. Система под названием «Жизнь Коннора Фотрелла, 30 лет». Почти 31.

– Это твое настоящее имя?

– Что?

– Черри. Вишенка. Настоящее имя?

– Ну да. Полное – Черити, но так меня никто никогда не звал. Почему ты спросил?

– Подумал, может, это твой сценический псевдоним?

– Нет.

Странно. Простой вопрос, а она так замкнулась.

– Ты хочешь еще что-нибудь знать?

– Да, пожалуй. Что ты думаешь об этом каберне?

– Ну, мне кажется…

– И еще: меня всегда интересовало, как женщины становятся танцовщицами в ночных клубах.

Серые глаза Черри застыли и сделались ледяными.

– Ты меня лично об этом спрашиваешь, или тебе в принципе это интересно?

– В принципе.

– Что ж ты не удосужился узнать за восемь лет работы в отеле?

– Да спрашивал я. Хорошо, не буду юлить. Как ТЫ стала танцовщицей?

– Скажем так, я оказалась профнепригодна для классического балета.

– Ого! Ты занималась балетом?

– И современными бальными танцами тоже. Двенадцать лет пота и крови, а потом мне сказали, что я великовата. Тогда я решила поискать что-нибудь, где рост только приветствуется. Мне показалось, что в ночных клубах веселее, чем у балетного станка.

– Можно согласиться с этим.

– Нет. Нельзя. К сожалению, это я поняла только теперь.

В ее голосе звучала спокойная и холодная горечь. Коннор немного оробел. Разговор принимал странный оборот.

– Я понимаю, Черри…

– Черта с два ты понимаешь! С малолетства у меня была одна любовь – балет! И вот в семнадцать лет мне говорят: спасибо, достаточно, балета больше не будет. А еще меня ждет дома мать-алкоголичка, и нет денег, и вообще ничего нет, потому что она все пропила! И тогда я просто сбежала из дома к своему парню.