Даяна Тейт - Неуловимый Рыцарь

И все же в нем заговорила осторожность, он еще раз решил предостеречь ее.

— Я боюсь, Джина.

Она улыбнулась.

— Чего?

— Боюсь, что ты разочаруешься, что возненавидишь меня. Тебе потом будет неприятно, ты посчитаешь все это ошибкой.

Загадочная улыбка заиграла на ее губах, показалось, что она произнесла слово «никогда».

Морган сдался, он понял, что эта женщина с доверчивыми глазами говорит, что думает. Отбросив простыню, он осторожно положил ее на спину и прижался к ней телом и губами.

Чтобы ему было удобней, она чуть раскинула ноги, а потом положила одну ногу ему на спину.

Он весь дрожал от желания. Джина испытывала и страх, и покорность, и восторг. Ей еще никогда не приходилось вызывать в мужчине такой трепет. Познать власть, которой обладаешь, — это ведь чудесно!

Словно во сне, Боб Морган совершал тот магический ритуал, который известен мужчинам еще с глубокой древности, известен всем без исключения на земле. Так же, как и она, сбросившая с себя полотенце, он с легким сердцем расстался со стыдливостью.

Джина вела себя без малейшего намека на страх и неуверенность. Теперь ей представилась возможность прикасаться к нему где угодно.

Она гладила его спину, сжимала ладонями его узкие бедра, поглаживала их покрытую волосками внутреннюю поверхность. Слыша постанывание Боба, она улыбнулась.

Она занималась своими робкими исследованиями, а он медленно распалялся, поглаживая ее нежную кожу. Когда его губы сомкнулись на ее соске, Джина чуть не задохнулась.

— Тебе так нравится, милая? — пробормотал Боб.

— Очень, — прошептала она, когда он прикоснулся с той же осторожностью к другому соску.

Он превратился в ее сознании в фантазию, сон, призрак. Благодаря им она словно расставалась с землей, парила над ней.

Его пальцы, совершая свой танец, ласкали ее бедра, легонько опускались вниз, между ними. Упоительная судорога пронзила ее, когда они прикоснулись к самому интимному, самому чувствительному месту.

— Что тебе хочется, дорогая? Скажи, что ты хочешь.

У нее вырвались только три слова.

— Я хочу еще, еще…

Он стал входить в нее. Джина выгнулась, волна наслаждения прокатилась по ее телу, когда она приподняла бедра и задвигалась в унисон с его движениями. Ей показалось, что она тает, умирая от удовольствия.

Боб был не сон, не видение. Он был материален и как бы составлял с нею часть единого целого. Эта мысль заставила ее вскрикнуть от гордости. Боб затих.

— Я сделал тебе больно, — пробормотал он сквозь сжатые зубы.

В ответ она сжала его ногами и прижалась тесней.

— Никогда в жизни я не чувствовала себя так хорошо.

Морган заметил, что его сердце как бы перестало умещаться в груди; тело же продолжало ритмично двигаться. И он сам еще никогда не испытывал такого удивительного соития с кем-либо из женщин.

Это упоительное ощущение тесной близости еще более возросло, когда бедра Джины стали двигаться требовательней в ответ на его медленные, пока еще поверхностные удары. Отвечая на ее требовательность, он усилил движения, вторгаясь в нее все глубже и глубже. Она уже чуть ли не задыхалась от наслаждения.

— Боб, — услышал он ее шепот. — Боб…

— Все хорошо, детка, — произнес он, продолжая свои ритмичные плавные движения. — Только дождись меня, и мы вместе совершим необыкновенный полет.

Она ухватилась за его плечи, а сама выгнулась в экстазе. Теперь, понял Морган, наступает тот самый решающий момент.

— О! — вскрикнула она, когда Боб подсунул руки под ее бедра и прижал ее к себе так, что они как бы слились в единое целое.

С каждым его сильным ударом Джина чувствовала, что устремляется в нечто, где ощущения окрашиваются во все цвета радуги, где эти ощущения получают все новые и новые оттенки, становятся невыразимо прекрасными. Ей казалось, что мир распался, а тело разлеталось на мелкие кусочки, и все скрылось в разрядах молнии.

Джина почувствовала, как содрогнулся Боб, услышала, как из его горла вырвался то ли крик, то ли стон. Она поняла, что и он очутился на облаках.

Он снова хотел ее. Опершись на локоть, Морган гладил ее нежную кожу на животе. Когда он почувствовал, как дрогнули и напряглись ее мышцы, на лице у него появилась улыбка.

Джина оказалась более страстной, более неукротимой, чем он предполагал. Ее смелость, ее буйство удивили его. Возможно, подумал он, ей следует заняться чем-то другим, а не продажей этих легковесных бестселлеров.

Нежная, стыдливая, призывная Джина! Вся ее страстная натура так и оставалась невостребованной этим подонком Джоном с рыбьей кровью. Он так и не смог разбудить ее природную чувственность, скрытую за фасадом застенчивости.

Джина Беркли не была похожа ни на одну из тех женщин, которых он знал. Чувство вины вдруг вновь заговорило в Моргане. Он не должен был заниматься любовью с ней в то время, когда на них свалилась эта смертельная опасность, эта сумасшедшая гонка с препятствиями. Он не должен был прикасаться к ней. Любой намек на любовь он должен был гнать от себя.

Уже несколько часов они снова были в пути. Они ехали в темно-синей машине, которую Морган «организовал» еще прошлым вечером. Джина улыбнулась, посмотрев на черную рубашку и джинсы из грубой ткани, в которые был одет Боб. Его одежда резко контрастировала с ее элегантным нарядом лавандового цвета. И все же они передохнули, освежились и не чувствовали себя угнетенными и подавленными.

Прикрыв ладонью глаза, Джина наблюдала, как ослепительно красный диск солнца медленно опускался за зубчатую гряду гор. Низко плывущие облака были окрашены в красный, розовый и фиолетовый цвета.

Весь день был облачным, и Джина не имела ни малейшего представления, куда и где они едут. Они могли находиться и в Юте, и в Аризоне, и даже в Колорадо. Она бы не удивилась, если бы узнала, что они двигаются по дороге северного Нью-Мексико. Только необычная, просто фантастическая красота ландшафта скрашивала унылость поездки. Вдалеке, там, где кончалась пустыня, поднимались горы, окутанные тенями разнообразных цветов и оттенков.

На дороге, по которой они ехали, почти не попадалось машин. Тут даже не было признаков цивилизации. Впрочем, это ничуть не волновало Джину.

Она смотрела на дорогу поверх молчащего, о чем-то думающего мужчины. Она все время порывалась спросить его, не испытывает ли он сожаления от того, что они были близки, не вызвала ли у него эта близость отвращения. Эта мысль уже долго терзала ее. Наконец, отбросив сомнения, она решила нарушить молчание.

— Куда мы едем?

— Намереваюсь добраться до своего дружка. Надеюсь, что Слоун поможет разобраться со всей этой чехардой.