Энн Тамплин - Аромат жасмина

— Пошли отсюда!

— Куда?

— Куда угодно. Мне надо охладиться. Я сейчас сгорю. Может, кофе?

— Кофе — это хорошо. Виски ударило мне в голову.

— Молись, чтобы это было виски, Огонек!

Они вышли на улицу, и тут Рой понял, что он сейчас сделает. Дальше сознание раздвоилось. Детектив Доннери отчаянно сопротивлялся и уговаривал себя быть рассудительным и холодным, предлагал подумать, советовал опомниться. Рой, сын ирландца и шотландки, ловил машину, называл адрес, затаскивал маленькую златовласую фею в такси и обнимал ее так, словно на завтра назначили колец света.

Им казалось, что прошло всего несколько секунд с тех пор, как они садились в машину, но она уже затормозила перед домом Роя. Джеральдина простонала, вцепившись в его плечи:

— Это неправильно, Рой…

— Я знаю. Но мне уже все равно.

Они вихрем пронеслись по дому, раздевая друг друга на ходу, расстегивая пуговицы, срывая тонкую ткань, отбрасывая в сторону туфельки и башмаки…

— Прикоснись ко мне…

— Я боюсь. Ты такая маленькая и хрупкая…

— Я не хрупкая…

Он медленно спустил с белоснежных плеч почти невидимый лифчик, наклонился и коснулся губами напряженного соска, затем другого, провел кончиком языка по груди… Джеральдина выгнулась в его руках, застонала, подставляя его жадному рту то одну грудь, то другую.

Через несколько мгновений она лежала перед ним, полностью обнаженная, и Рой упивался этим зрелищем. Он начал ласкать ее, ловя трепет нежного тела, изо всех сил сдерживая себя, готовясь к завершающему штурму и страшась его. Джеральдина изогнулась в его руках, стремительно и жадно освобождая его от остатков одежды, лаская его плоть бесстыдно и жарко. Она стонала и молила о близости, и Рой не мог больше терпеть. Он вошел в нее резко, почти грубо, а дальше остался только ритм, только грохот кипящей крови в ушах, только серебряные мухи перед глазами и тонкий, звенящий крик женщины…

— Джеральдина…

— Молчи… Не говори ничего, Рой! Просто будь со мной…

Это то, чего я хочу больше всего на свете, Принцесса! Это то, чего никогда не будет, Фея. Я должен тебе все сказать. Я не могу этого сделать.

— Джеральдина, я хочу…

— Я тоже хочу. Я хочу, чтобы это длилось вечно.

— Вечно?

— Знаю, это глупо. Мы даже не знаем друг друга. Я помолвлена, хотя и по-дурацки…

— Джеральдина, я должен тебе кое-что сказать…

— Потом скажешь. Давай просто наслаждаться.

— Но…

— Ты не наслаждаешься?

— О чем ты, маленькая! Разумеется, наслаждаюсь, но мы должны…

— О, да! Я вижу. Мы должны!

С тихим смехом маленькая язычница оседлала Роя Доннери, стиснув коленями его бедра. Он не мог бороться со своим телом — оно все знало лучше.

На этот раз все случилось быстрее и яростнее. Потемневшие от страсти, синие, словно вечернее небо Юга, глаза наездницы сияли во тьме. Джеральдина купалась в блаженстве, тонула в нем, даже не понимая, что сама дарит еще большее счастье мужчине, который сейчас с ней.

Мысли были легкими, как бабочки на ветру. Она влюбилась. Навсегда. Бесповоротно. До смерти. В этого чужого, незнакомого, неизвестного зеленоглазого ирландца.

Она никогда не выйдет за Билли, а Уолтер… Ну что Уолтер! Папа приедет и разберется в его проблемах.

Руки Роя мягко обхватили ее бедра, и Джеральдина забыла вообще обо всем на свете.

Она хочет этого мужчину.

Бриджуотеры всегда берут то, что хотят.

Тени протянулись по комнате, луна залила все нереальным серебряным светом, и Джеральдина ощущала себя первой женщиной, лежащей рядом с первым мужчиной на свете. Она улыбнулась и провела кончиком языка по плечу Роя. Он задумчиво погладил ее по спине, и девушка выгнулась, словно довольная дикая кошечка. Он посмотрел в сияющие синие глаза и тихо спросил:

— О чем ты думаешь?

— М-м-м…

— Ты улыбаешься. Чему, интересно?

— Я думаю о тебе.

— Надеюсь, хорошее?

— Очень хорошее.

— Джеральдина… Нам надо поговорить.

— Надо.

— Мне очень много надо тебе сказать, но я не знаю, с чего начать. В любом случае я должен сказать правду. Я приехал в ваш город, чтобы…

Сильный стук в дверь прервал Роя. Джеральдина подскочила. Рой нахмурился.

— Какого черта…

Женский голос за дверью заставил обоих похолодеть.

— Рой, ты дома? Я вхожу.

Карла Моретти. Джеральдина металась по комнате, пытаясь одеться, но единственное, что она успела натянуть — это куртка Роя. Потом она при крылась диванными подушками, потому что Карла Моретти ворвалась в квартиру, подобно буре или небольшой межконтинентальной ракете. Она остановилась в гостиной, потому что Рой преградил ей путь.

— Рой, ты велел мне немедленно найти тебя, если что…

— Карла, нам лучше…

— Мистер Доннери, для начала найдите штаны и возьмите пистолет и удостоверение.

Джеральдина окаменела. Доннери.

— Я думала, тебя зовут Рой Доннелл.

Карла обернулась на голос и застыла.

— Джеральдина? Боже… Рой Доннери, насколько я помню, последний раз вы просто гуляли по городу?

— Заткнись, Карла, ты ничего не понимаешь.

— Это точно, поэтому я иду вниз и жду тебя там.

— Это не то, что ты думаешь…

— Ну а как же! Вы просто распевали псалмы!

Джеральдина вышла вперед. Бледность заливала ее личико, но голос был тверд.

— Прошу прощения, но что там насчет пистолета и удостоверения?

Рой прорычал:

— Карла, ты сделала все, что можно, теперь катись вниз, будь добра.

— Щас! Ладно, ребята, мне жаль, что я прервала вашу интересную беседу, потому что я понятия не имела, что тут есть, что прерывать, но… Нам действительно пора, Рой.

— Ты уверена? А если опять ложная тревога?

— На этот раз верняк. Мне повезло.

— Где и когда?

— Уехал с час назад, причал «А» в старых доках.

Рой быстро натянул брюки и повернулся к Джеральдине.

— Огонек, я должен идти. Я все объясню и позже.

— Ты объяснишь сейчас.

— Нет времени.

— Значит, расскажешь по дороге.

Она оделась быстрее, чем это можно было представить.

— Джеральдина, ради Бога… Дождись меня здесь. Я вернусь, как только смогу, и тогда…

— Нет.

На пороге она обернулась и едва не расхохоталась, увидев озадаченное выражение лица Роя. Удержала ее от этого только мысль, что смех в данной ситуации будет слишком смахивать на истерику. Карла мрачно поглядела на них обоих и тихо произнесла:

— Рой, поехали. Одевайся.

Он ушел в спальню, оставив двух закадычных подруг наедине. Все, что он мог сказать в эту минуту, все равно не годилось для девичьих ушей.