Николь Бернем - Все могут короли

— Другими словами, если я буду встречаться с Антонио, а королю это не понравится…

— … то в Сан-Римини не станут поддерживать Фонд стипендий. Целуйся с принцем — и можешь распроститься с идеей Фонда навсегда. Забыла, что читала в газете? Можешь не верить, но по всему Сан-Римини сейчас пари заключают, станешь ты невестой принца или нет. Тебя это устраивает?

У Дженнифер перехватило дыхание.

Зачем себя обманывать — она влюблена в Антонио. Но Пиа права — у них нет будущего. Даже если предположить, что и он полюбил ее, она не может ставить на карту судьбы стольких обездоленных людей.

— Он скоро вернется домой, — вслух сказала она, — и тут же обо мне забудет. Пока он здесь, я не буду поощрять его ухаживания.

— Вот и молодец, — удовлетворенно заключила Пиа. — Считай, что тебе просто крупно повезло — тебя целовал Прекрасный принц. Можешь тешить самолюбие, что он к тебе неравнодушен. Но, пожалуйста, очень тебя прошу, сохраняй хладнокровие и не пускай его в свое сердце. Ты моя лучшая подруга — я не хочу, чтобы ты страдала.

— Обещаю, — сказала Дженнифер, хотя знала: Антонио поселился в ее сердце навсегда.

Сев за видавший виды рабочий стол Дженнифер, Антонио с наслаждением вытянул ноги и в очередной раз откусил от плитки шоколада, которую она ему выдала. После дня тяжелого труда да еще в ее обществе, столь простая пища показалась ему лучшим из того, что он когда-либо ел.

Дженнифер сидела рядом на месте Пиа и сосредоточенно жевала свою долю. Последние двенадцать часов Антонио все время им помогал. Они разместили всех беженцев, столовую переоборудовали в госпиталь — кое-что даже удалось извлечь из-под завалов. Начал действовать пункт выдачи питьевой воды. Они очень много успели сделать, но пока так и не удалось наладить работу походной кухни. Было четыре часа утра, когда Антонио наконец уговорил Дженнифер прерваться, чтобы передохнуть и перекусить. Он в очередной раз взглянул на нее, поражаясь, как после всего, что ей пришлось пережить, она так самоотверженно продолжала работать.

— До чего вкусно, — проурчал Антонио, отправляя в рот очередной кусок шоколада.

— Не может быть, — откликнулась Дженнифер. — Это всего лишь ГУП из солдатского довольствия. Наверное, и шоколад ненастоящий.

Антонио удивленно вскинул брови.

— ГУП?

— Готовый к употреблению продукт. Армия Расова снабдила нас пайками на случай, если наши запасы пищи окажутся непригодными. — Она рассмеялась. — Да уж, ваше высочество, сей продукт не назовешь образцом высокого кулинарного искусства. А вы разве не проходили военную службу?

Он покачал головой.

— Нет, хотя в детстве о ней мечтал. Я зачитывался книгами, в которых короли вели в бой своих солдат. Если когда-нибудь моему народу будет угрожать опасность, я буду считать своим королевским долгом сражаться и защищать его. Но в Сан-Римини кронпринцам запрещают служить в армии. Считается, что это подвергает их жизни слишком серьезной опасности. Правда, моим братьям служить разрешили.

— Значит, вы хотели в армию?

— Когда я узнал, что мне не положено служить, я просто перестал об этом думать. — Он встал и с удовольствием потянулся.

— И тем не менее вы прилетели сюда, где ваша личная безопасность под угрозой.

— Да. Так же, как с военной службой, мне и это запретили делать. Отец будет вне себя, когда узнает.

Всю жизнь он исполнял то, что было предписано долгом, и никогда об этом не задумывался. А вот сейчас, вопреки долгу, всей душой захотел прижать к груди Дженнифер и никуда ее от себя не отпускать. Впервые ему показалось, что совсем не плохо, когда поступками руководит не только долг, но и духовная потребность. То, что он прилетел сюда па помощь людям, возвышало его в собственных глазах.

И еще он знал, что станет лучше, если назовет Дженнифер своей невестой. Чего бы это ему ни стоило.

Он сел напротив, пытаясь завладеть ее вниманием.

— Свой первый самостоятельный выбор я сделал, когда поцеловал вас во дворце. До этого момента за меня все решали родители. Все, даже женщины, с которыми я встречался, сначала подвергалось их придирчивой оценке. Мне это не очень нравилось, но я никогда особенно не возражал, кроме, пожалуй, женщин. Но даже в тех редких случаях, когда я выражал собственное неудовольствие, родители настаивали на своем. Вот и теперь отец пытается организовать мой брак с леди Франческой Бенедеттой, поскольку полагает, что сам я не сумел подобрать себе достойную невесту.

Он погладил ее по щеке, потом добрался до рыжих кудрей. С тех пор как впервые ее увидел, он дни и ночи мечтал об этих роскошных волосах.

— Я так благодарен вам, Дженнифер, — вы заставили меня понять, что и у меня есть выбор. Наверное, вы тогда во дворце рассердились на меня, особенно после того, что об этом писали газеты. Из-за меня, возможно, и у вас, и у вашей организации могли появиться неприятности.

Лицо Дженнифер оставалось безучастным.

— Ваши извинения принимаются, — сказала она сухо.

Он покачал головой и, продолжая ласкать ее щеку, заглянул в глаза.

— Я ведь не извинялся за поцелуй. Несмотря на то, что нас застали журналисты, я о нем не жалею. Если бы я не поцеловал вас тогда и не задумался потом о своей жизни и о том, что могу выбирать сам, я бы не прилетел сюда и не стал делать то, что делал сегодня. И, самое главное, я бы так и не узнал, какое это счастье — помогать людям так, как это делаете вы. И я вам за это бесконечно благодарен.

Дженнифер встала и отошла от него.

— Очень рада, ваше высочество. Для меня большая честь, что я хоть в чем-то смогла вам помочь.

— Хоть в чем-то? Неужели вы не понимаете…

Она отошла к окну, не дав ему договорить.

— Очень хорошо понимаю. Уже солнце встает. И вам, и мне просто необходимо прилечь хотя бы на часок. — Она открыла дверь и повернулась к нему. Лицо по-прежнему ничего не выражало, как будто она его не слушала. — Я покажу вам, где можно спокойно отдохнуть.

Антонио встал, не понимая, что произошло. Он готов был признаться ей в любви. Он собирался сказать, как много Дженнифер для него значит, а она вдруг сделалась совсем чужой. Он ошибся? Слишком серьезно отнесся к нежным поцелуям возле развалин госпиталя? Неверно истолковал взгляды, которыми они весь день тайком обменивались? Ни разу в жизни ни одной женщине он не говорил слова любви — в его положении это было довольно опасно. Может быть, не имея опыта, он сказал что-то не так?

Он подошел к двери и, выходя, намеренно коснулся Дженнифер.

Никакой реакции. Он почувствовал словно удар в солнечное сплетение.

Взяв себя в руки, он величественно, как будто во время государственного приема, кивнул ей, предлагая показать, куда идти. Его никогда не отвергала женщина, но гордость не позволяла дать ей понять, как глубоко это его ранило.