Сьюзен Барри - Ковер грез

— Но если все это слишком вас утомит, то мы оставим эту затею! Хотя лучше устроить так, чтобы вы не переутомлялись.

— Сейчас я уже достаточно окрепла, — заверила Джеффри Пита. — И еще… — Она немного помолчала. — Как это мило, что вы звонили из Рима каждый вечер и справлялись о моем здоровье.

— О! — Джеффри был явно удивлен. — Но откуда вы узнали?

— Мне сказала мать Бернадина.

— Ах вот оно что! — Судя по всему, Вентворт даже обрадовался. — Я не давал матери Бернадине разрешения вам об этом рассказывать. И все же мне надо увериться в том, что вы действительно выздоровели, Пита, и что в будущем у меня не будет никаких неприятных сюрпризов.

— Неприятных? — изумленно переспросила девушка.

— Да! — Он слегка нахмурился. — Для меня, например, было сюрпризом обнаружить, что вы не в обители, под опекой нашей славной аббатисы, а здесь и что наш друг граф Ференци, не теряя времени, предоставил вам убежище.

— Но мою комнатку в монастыре срочно надо было освободить. Куда же мне было идти, если не к графу Ференци? Вилла миссис Рамбольд еще не готова…

— Это верно. И я не хочу, чтобы вы туда возвращались, когда она будет готова! — резко ответил Джеффри. — Но сейчас не стоит обсуждать это. Завтра утром я позвоню вам… или вы предпочли бы утром отдохнуть?

— Нет, я встану и буду вас ждать, — ответила Пита.

Вентворт улыбнулся и слегка погладил ее по волосам.

— Вот и хорошо, Пита! Я вижу, вы действительно выздоровели.

Глава 15

И все же Джеффри старался не утомлять Питу; она же была так счастлива их общением, что часы их встреч для нее пролетали незаметно. Когда она заходил к ней, миссис Рамбольд слегка хмурилась, но граф Ференци только загадочно улыбался, как будто знал что-то такое, что неизвестно другим. Во время ожидания своего опекуна во взгляде Питы читалось плохо скрываемое волнение и беспокойство: не дай Бог, какие-нибудь обстоятельства помешают их встрече с Джеффри Вентвортом!

Как правило, Пита почти не употребляла косметики, но граф подмечал, что щеки ее теперь выглядят слишком румяными и отныне она подкрашивает губы. А миссис Рамбольд обратила внимание на ее прелестное бирюзовое платье с белой отделкой и решила, что Пита научилась одеваться так, чтобы произвести неизгладимое впечатление.

Они с Вентвортом проводили время так же, как с Элен в первые дни пребывания во Флоренции, — катались в кебах, сидели в открытых кафе на Пьяцца делла Репубблика и пили холодные напитки среди уличной суеты. Тем не менее разница в общении Питы с Элен или даже с графом по сравнению с общением с Джеффри была столь же значительна, как, например, купание в пруду и купание в море. Прежде ей было просто интересно, и она совсем ни о чем не думала. Теперь же, когда рядом находился Вентворт, все было иначе, и она замечательно проводила время.

В дополнение к этому они с Джеффри также посещали церкви и общественные здания Флоренции, а Элен такого рода экскурсии обычно казались нудными. Вентворт начал с Палаццо Медичи, оттуда они с Питой двинулись к монастырю Святого Марка. Как поведал девушке Джеффри, монастырь этот прославлен тем, что в его стенах была открыта первая в Италии публичная библиотека, основу которой составляли ценнейшие манускрипты, собранные гуманистом Никколо Никколи, а также тем, что здесь в XV веке работал фра Анджелико, расписавший фресками стены многих келий и зал монастыря.

— А сейчас здесь что? — поинтересовалась Пита.

— Сейчас здесь прекрасный музей, где собрано большинство известных произведений этого художника, — отозвался Джеффри. — Отсюда мы с вами пройдем на площадь Сан-Марко, куда выходит фасад здания Флорентийской академии искусств, в музее которой находится «Давид» Микеланджело и его же мощные, исполненные мрачного трагизма статуи рабов для неосуществленной гробницы Папы Юлия II. Здесь же находятся также его «Евангелист Матфей» и так называемое палестринское «Положение во гроб».

— Войдем вовнутрь? — робко поинтересовалась Пита.

— Как хотите, конечно, — отозвался Вентворт, — но я бы предпочел прогуляться по улицам Флоренции. Погода хорошая, и в округе есть что посмотреть. — Они с Питой двинулись к Пьяцца делла Сантисима Аннунциата, а оттуда к Воспитательному дому. — Здание построено знаменитым Брунеллески в начале XV века, — сообщил Джеффри. — Взгляните, какие легкие стройные аркады, над которыми помещены очаровательные майоликовые медальоны с изображениями младенцев. Пройдемте теперь на площадь Аннунциата.

— И чем же знаменита она?

— Эта площадь — прямоугольная и со всех сторон окруженная родственными по архитектурному убранству зданиями — дает самое полное представление об идеально уравновешенном ансамбле эпохи Возрождения, где каждое здание воспринимается как самодовлеющее индивидуальное целое, а все вместе они оказываются как бы равными в своих архитектурно-градостроительных правах.

— Скажите, Джеффри, а где же знаменитая Санта-Кроче? Я когда-то что-то читала о ней…

— Вы имеете в виду площадь или церковь? — Пита смутилась, и Джеффри решил исправить оплошность: — Вон там, видите? Совсем недалеко отсюда площадь Санта-Кроче, которую замыкает церковь, давшая ей свое название.

Спустя полчаса они добрались до церкви, и Вентворт спросил:

— Правда, потрясающий интерьер? Один из самых прекрасных образцов весьма своеобразной итальянской готики. Во Франции такой архитектуры не сыскать, вы не согласны?

— Пожалуй, — откликнулась Пита, рассматривая круглые и крестчатые столбы-колонны, несущие плавные по силуэту стрельчатые арки.

Арочное пространство в них развивалось не по вертикали, а по горизонтали, здесь не чувствовалось, казалось бы, неотделимого от готических сооружений напряженного роста и слитности всех архитектурных форм.

— Не хочется ли вам задаться правомерным вопросом: где же судорожная стремительность ритмов, заостренность форм и, наконец, их устремленность вверх? Ничего подобного здесь в действительности нет, — продолжил Вентворт, так и не дождавшись ответа от Питы, — но все же это готика. Правда, готика на таком этапе своего развития, какого в принципе не знают северные страны. Вы ведь слышали, должно быть, что готическая архитектура родилась в условиях страстного стремления вырваться из сковывающего мрака средневековья. В готике была преодолена инертность, тяжелая статика застывшего романского стиля, где еще жило варварское преклонение перед камнем и еще спала творческая человеческая мысль…

Пита не задавалась вопросом, откуда у Вентворта столь глубокие познания в архитектуре, от нее порой даже ускользал смысл произносимых им слов, и тем не менее она упивалась мелодикой его речи, упивалась тем, что они идут рядом, и на душе у нее становилось тепло и спокойно.