Новенький - Инна Инфинити
Леся продолжает всхлипывать, а я беспомощно опускаю веки.
— Почему ты не говорила мне раньше?
— Потому что тебе нет до меня никакого дела! — обвинительно бросает.
Это правда. Мне нет совершенно никакого дела до дочки отчима. Но сейчас я ощущаю острый укол чувства вины за это.
— О чем еще я не знаю?
Девчонка молчит, продолжая плакать мне в грудь.
— Леся? — тороплю ее. — О чем еще я не знаю?
— Меня обижают в школе, — из ее груди вырывается новая порция рыданий.
— Как обижают?
— Обзывают и бьют. Ты мне все время говоришь, чтобы я от тебя отстала и шла к подругам, а у меня нет подруг! Они обзывают меня нищенкой и голодранкой, смеются надо мной и засовывают жвачки мне в волосы!
— Кто это делает? — напряженно уточняю. — Назови имена.
— Все! Весь мой класс!
Олеся отрывается от меня и отворачивается, растирая по лицу слезы. Я смотрю на ее щупленькое тельце и почему-то чувствую себя очень виноватым. Занимаюсь только собой и своими делами, а что там происходит у Олеси даже не интересуюсь.
Наверное, я и не должен интересоваться. Она ведь мне никто. Но сейчас я понимаю, насколько девочка беззащитна: мать ее давно бросила, а отец беспробудно пьет.
— Может, съездишь к бабушке? — предлагаю.
У отчима есть мать. Одинокая старушка, живущая в ста километрах от Москвы.
— Не могу.
— Почему?
— Потому что я уже и так много уроков в школе пропустила.
— А почему ты пропускала уроки в школе?
— Потому что боялась туда идти.
Из груди вырывается тяжелый вздох. Мы с Олесей всегда учились в разных школах, поэтому я не мог знать, что у нее там происходит. Я думал, у нее, как и у всех, есть друзья.
Подумав несколько секунд, иду в свою комнату, достаю небольшую сумму денег, которая у меня припрятана на черный день, и возвращаюсь к Олесе.
— Я займусь твоим переводом в мою новую школу, — говорю. — Там тебя обижать не будут.
Олеся вскидывает на меня изумленный взгляд. Ее лицо покраснело и опухло от слез, глаза затекли.
— Только там учатся преимущественно мажоры, — продолжаю. — Нужно соответствовать. Вот тебе деньги, купи себе новую одежду.
Девчонка таращится на деньги так, как будто никогда в жизни их не видела.
— Бери, — тороплю ее.
— Но ты ведь скоро заканчиваешь школу… Тебя не будет, и меня снова начнут обижать…
— Не начнут. А если все-таки кто-то посмеет, скажешь мне, и я разберусь. Бери деньги.
Леся неуверенно, с опаской, протягивает ладонь и забирает купюры.
— Завтра мать протрезвеет, и я заставлю ее забрать твои документы из школы.
— А если меня не примут в твою крутую школу?
— Примут, — уверенно заявляю.
Лариса Аркадьевна не хотела меня принимать, пришлось написать на нее жалобу в департамент образования. После этого приняла, но в первый учебный день разговаривала со мной так, будто она полицейский надзиратель, а я малолетний преступник.
Я не без греха. В своей прежней школе где-то класса до девятого я частенько распускал кулаки, мне не раз приходилось бывать в полицейском участке. И мне было бы глубоко наплевать, что обо мне думает директор школы, если бы этим директором не была мама Белоснежки. Не сложно догадаться, что Лариса Аркадьевна не захочет принимать Олесю. Но теперь, кажется, я должен переживать не только об Антоне, но еще и о дочке отчима.
Глава 22.
В библиотеке Соболев меня, безусловно, удивил. Своими интересными рассуждениями, наблюдательностью. Взрослостью, что ли. Просто все мальчики моего класса и параллели, если честно, дурачки. У них на уме только вписки, да курево. Ну и еще секс. Переспят с кем-нибудь, а потом хвалятся друг перед другом. Я думаю, что большинство из них на самом деле девственники, а все эти рассказы о бурной личной жизни — выдумка.
Никита, конечно, не такой. Он серьезно занимается футболом и особо не ходит по вечеринкам. Алкоголь тоже не пьет, потому что спортсмен. Поэтому я и начала встречаться со Свиридовым. Он приятной наружности — светловолосый, голубоглазый — и не дурак. Мне с ним нормально.
Было.
В последние дни все в Никите бесит. Слишком часто звонит, слишком много говорит. Шутки его стали не смешными, внимание навязчивым. В какой-то момент захотелось ему сказать: «Никита, оставь меня». Сказала, и мы сильно поругались.
Я сидела на уроках, смотрела на пустой стул Соболева и думала только об одном: «Где он? Почему не ходит в школу?». Перед сном заходила на страницу новенького в ВК и листала его немногие фотографии. Все ждала, вдруг он мне напишет что-нибудь? Пускай колкое, наглое и бесцеремонное. Ждала, а он не заходил в сеть.
И вот в понедельник он пришел в школу. Когда увидела его в гардеробе, сердце сначала подпрыгнуло к горлу, а потом упало в пятки. Не знала, как себя с ним вести, что отвечать. Дрожала. Надеюсь, это не было сильно заметно.
А когда мы выступали с презентацией, я украдкой бросала на него взгляды и удивлялась: откуда у него такой широкий кругозор? Соболев так смело рассуждает о том, о чем я раньше даже не задумывалась. Мы получили пятерки. Никита мне, конечно, предъявил претензии по поводу совместного проекта с новеньким. Я даже не захотела его слушать.
Антонина Павловна на этой неделе отменяет литературный кружок по причине болезни. Я расстраиваюсь. Убеждаю себя, что из-за полезности кружка и неминуемо приближающегося ЕГЭ по литературе. Но в глубине души понимаю:
