Снежинка для шейха. Украденная дочь - Роза Александрия
— Карим, скажи, ты видишься еще с кем-то сейчас, кроме меня?
Чувствую, как он усмехается, но боюсь поднять глаза.
— Моя снежная королева снова ревнует? У тебя кровь горячее, чем у самых южных принцесс нашей страны.
— Ты не ответил… — шепчу я.
— Нет, ни с кем! — спокойно отвечает Карим.
— Тогда зачем тебе гарем? Разве нельзя его распустить?
Грудь Карима начинает трястись от смеха, но он отвечает:
— Распустить гарем? – хохочет он. — Снежана, ты дорога мне, но я никогда не распущу гарем. Я понимаю, что ты из другой страны и не знаешь наших обычаев. У нас нет браков с одной женщиной. Вернее, они есть, но ты…
— Что? Не подхожу? — еле слышно выдаю я.
— Неважно. Я просто не распущу гарем, и все. На этом разговор закончен! — строго говорит Карим и отворачивается.
Я вздыхаю, закусывая губу от обиды. А когда вижу, что Карим уснул, тихонько встаю и покидаю комнату.
Последующие две недели мы практически не видимся. Карим либо в разъездах, либо весь в работе. Лишь однажды, посреди ночи он приходит ко мне, но утром исчезает как тень.
Мне обидно и очень больно. Я практически перестаю есть. Каждый день я слушаю шаги за дверью и с грустью понимаю, что это не он.
Я не нужна ему. И никогда не была нужна по-настоящему. Сама придумала себе все чувства, а Карим просто развлекался с диковинкой.
Однажды утром я решаю пройтись по саду, но легкое головокружение заставляет меня остановиться. В глазах резко темнеет, что напоминает мне о недавнем отравлении.
Неужели снова?
Мне грозит опасность, а Кариму все равно. Он бы не распустил гарем, даже если бы меня убили. Вот, к примеру, как случилось с Катей. Он потерял любимую и ребенка, а виновную так и не нашел.
Так что заставило меня думать, что ради меня он это сделает?
Опираюсь о стену и вдруг чувствую, как начинаю падать. Тьма накрывает так быстро, что я не успеваю понять, что произошло.
Прихожу в себя уже в своей комнате, от ласковых прикосновений чего-то прохладного к лицу.
Осознание приходит как гром среди ясного неба.
Это не отравление. Я беременна!
— Деточка, что случилось? Ты вся зеленая! — спрашивает Халида, протирая мне лицо влажным полотенцем. Я поднимаю на нее взгляд, еле сдерживая слезы. Кажется, мой самый большой кошмар сбылся. — Я беременна… — шепчу я. — Ох, так это такая радость! Представляешь, как обрадуется хозяин? У Карима нет наследников, твой ребенок будет первым! Я хватаю за руку служанку и шепчу: — Нет, Халида! Ты не расскажешь! Ни ему, ни кому бы то ни было другому, поняла? Женщина кивает, а я наклоняюсь ближе. — Ты поможешь мне сбежать! Ради памяти о своей дочери, ради всего святого! — молюсь я, и Халида кивает. — Я помогу, но, если Карим узнает, мы обе погибнем, ты же знаешь! — Знаю, но другого выхода нет! Я должна вернуться домой, чего бы мне это ни стоило. Если я этого не сделаю, то тот, кто написал это письмо, закончит свое дело.
Ради ребенка я должна сбежать!
— Но Карим мог бы тебя спасти! — робко предполагает Халида, а я качаю головой.
— Он спас Катю?
Лицо женщины бледнеет, но я не собираюсь брать свои слова назад.
— Нет! Я не хочу отправиться за ней вместе с малышом!
— Да! Ты права! — серьезно кивает Халида. — Завтра же принесу твой паспорт. Мы придумаем, как тебе выбраться! Я обещаю!
Глава 17
Глава 17
Карим
После разговора со Снежаной я действительно задаюсь вопросом: нужен ли мне гарем? Нет, я не собираюсь его распускать, хоть и практически не вижу девушек, не говоря уже про что-то большее.
Но так положено в нашей стране. Отец — другое дело. Он полюбил мать сразу, как только увидел. Да и гарем свой собирал не сам, за него это сделали другие люди. Насколько я знаю, он даже не видел ни одну из девушек.
Но мама приняла нашу веру. У них действительно любовь. А Снежана… Она, безусловно, ко мне неравнодушна, но, как бы мне ни хотелось не признавать, она чужая. Боится меня, сторонится.
Уже две недели я ее не видел. Я безумно соскучился, но мне нужно было все обдумать.
И сегодня я решил, что она станет моей женой. Да, гарем я распускать не буду, но Снежана станет на голову выше их. Она и так единственная, кто меня интересует. Я никогда не чувствовал ничего подобного. Ей нужны гарантии, защита… И что я за мужчина, если не способен ей этого дать?
— Повелитель, ужин! — заходит в комнату одна из одалисок. Она стреляет глазками в мою сторону, наклонившись слишком низко, отчего я вижу ее грудь в глубоком вырезе.
— Спасибо, можешь быть свободна! — машу рукой в ее сторону, отвернувшись.
Девушка глубоко вздыхает и уходит, но я решаю ее остановить:
— Постой!
С надеждой в глазах она оборачивается и призывно улыбается.
— Да, повелитель?
— Позови мне Снежану!
Лицо одалиски накрывает тень, и она мрачно кивает:
— Хорошо!
Я встаю и шагаю к сейфу, спрятанному в спальне. Открыв его, достаю оттуда шкатулку со старинными семейными украшениями.
Возвращаюсь за стол и аккуратно открываю замок.
Среди прочих металлов и сверкающих камней я нахожу кольцо, которое собственноручно делал еще мой прадед – ювелир.
Синий, как глаза Снежаны, камень переливается в лучах заходящего солнца. Золото, обвивающее камень, словно веточки азалии, отливает красным.
Это то, что нужно. И размер. Оно будто создано специально для Снежаны. Для ее тоненьких пальчиков.
Верчу его в руках, раздумывая, что скажу девушке. Обрадуется ли она? Или потребует большего?
Вдруг слышу за дверью шаги и встаю, пряча кольцо в карман.
Шкатулку возвращаю на место и иду к двери. Распахиваю створки, ожидая увидеть Снежану, но на пороге показывается Халида.
— Что случилось? Где Снежана?
Неясная тревога закрадывается в душу.
— Она не может прийти, у нее женские дни! — отвечает Халида, и я выдыхаю.
— Что ж, жаль… Тогда передай ей, что я сам к ней зайду.
Лицо служанки как-то странно бледнеет.
Она боится? Не понимаю.
— Халида, все в порядке? — с нажимом переспрашиваю я, и та резко кивает.
— Да! Все прекрасно! Я передам Снежане, повелитель! — низко кланяется она, собираясь уходить. Вдруг видит поднос с нетронутой едой и вскидывает на меня взгляд.
— Латифа снова принесла ужин?
— Да, она часто это делает.
— Как? Ничего не понимаю, я сама должна была сейчас все принести…
— Разве не вы приказываете ей это делать? — поднимаю брови, и женщина качает головой.
— Нет, она вообще занимается стиркой вещей. К кухне не допускают…
— Ну, меня это мало касается. Ты же главная в этом, вот и реши! —
