Дороти Вернон - Дикая и необузданная

— Г-м… — Он привлек ее к себе. — Послушание вселяет в мужчину уверенность в собственной силе.

Его большие руки нежно гладили ее талию, губами он отвел в сторону прядь волос и поцеловал Линдси в шею, отчего она ощутила сладостное томление. Застонав, он развернул ее лицом к себе, обхватив руками бедра. Стоя вплотную к нему, она чувствовала его напряженное тело. Впившись в нее горящим взглядом, он хрипло сказал:

— Я так хочу тебя, что не могу больше терпеть.

Она и сама испытывала нечто подобное. До того, как ей самой довелось познать это чувство, она и не подозревала, что женщина может пылать к мужчине такой страстью, с такой силой стремиться к наслаждению. Еще крепче сжав ее в объятиях, он принялся тихонько покачивать ее из стороны в сторону, что показалось ей такой исполненной чувственности лаской, что она едва не потеряла сознание.

Не в силах совладать с собой, она порывисто прильнула головой к его груди. Ухватив ртом прядь волос, он легко потянул за них, заставив ее вскинуть голову. Губами он прижался к ее тубам, запечатлев на них легкий, но упоительный поцелуй, и, одновременно вскинув руку, провел ею по шее, доставляя ей невыразимое наслаждение, от которого по телу прошла легкая дрожь, а груди напряглись, требуя ласк. И те не заставили себя ждать. Поскольку она уже расстегнула достаточно пуговок, его рука скользнула под шелковую ткань платья и, коснувшись кожи, словно обожгла ее. Ладонь была слегка шероховатой, и это нравилось ей. Кровь застучала у нее в висках, когда пальцы добрались до левой груди, задержались на мгновение против бьющегося сердца, словно желая раствориться в его учащенном ритме, и принялись нежно ласкать сосок, отчего у нее невольно вырвался шумный вздох.

Она задышала еще сильнее, когда языком он нежно провел по ее приоткрытым губам, отчего она окончательно растворилась в волнах упоительной чувственности. Она приникла к нему, вся охваченная этим ощущением. Она создана для него. Она — его рабыня. Тело ее словно рождено выполнять его желания. Она хотела и брать, и давать. Но в эту секунду у нее было слишком мало сил, чтобы сделать что-то самой; единственное, на что она казалась сейчас способной, — это радоваться тому, что получает удовольствие.

Он оторвался от ее губ и приник к груди, возбуждавшей его еще больше.

— Я думала… мы хотели поехать ужинать. — Зачем она это сказала? Какая еда!

— Потом.

— Ник, — взмолилась она. — Пожалуйста, не торопи меня.

Да что с ней такое творится? Она просит его остановиться вопреки собственному желанию. Она поступала так, как, по мнению Ника, все женщины, — чувствовала одно, а говорила совсем другое.

— С какой стати мне тебя торопить, лишая себя удовольствия медленного, восхитительного обладания?

— Нет, еще слишком рано. — Ей тут же захотелось сказать: «Не обращай на меня внимания. Я сама не понимаю, что говорю». Однако вырывавшиеся помимо ее воли слова звучали все увереннее: — И для тебя, и для меня будет лучше, если мы подождем. Ведь ты столь многого добился в жизни, что у меня волей-неволей возникает ощущение, что я тебя недостойна. Конечно, я не хотела торопить события, и мысль о том, чтобы рекламировать «Шарм», вовсе меня не прельщала. Но с тех пор как я подписала контракт, мне вдруг стало ясно, что именно этого я и хочу.

— Не надо притворяться, Линдси. Оттого, что ты не хотела торопить события, ты нисколько не теряешь в моих глазах. Я же признал, что ты оказалась права, а я — нет. Мой интерес к тебе никак не связан с делами, с самого начала он носил сугубо личный характер. Просто мне ни за что не хотелось в этом признаться. Но тебе все же не стоило прибегать к таким способам, чтобы доказать мне это. В конце концов, я бы сам во всем разобрался.

— Прибегать к таким способам? Ты имеешь в виду эту злополучную статейку? Я не давала информации Мэйзи Пэллмэн! Как ты можешь так думать!

— Впрочем, я тебя не осуждаю. Ты и в этом оказалась права: мне действительно нужна была хорошая встряска.

— Я тут ни при чем, уверяю тебя.

— Хорошо, ты тут ни при чем. И не надо из-за этого расстраиваться.

— Тогда перестань мучить меня и поверь мне.

— Я тебе верю.

— Нет, не веришь. Послушай, я бы не стала рисковать выпавшим мне шансом. Я действительно хочу принять участие в рекламной кампании, но ведь этому ты тоже не веришь. Хотя это и понятно: я так долго отказывалась. Но теперь передумала и хочу работать.

— Хорошо. Поговорим об этом позже. А теперь…

Он страстно приник к ее губам. Этот поцелуй был властным и требовательным. Крепко придерживая ее одной рукой, другой он расстегнул оставшиеся пуговицы на платье и получил беспрепятственный доступ к тому, что скрывалось под ним. Обеими руками он принялся поглаживать ее по спине, доставляя огромное наслаждение тем, что сжимал, тискал и мял ее разгоряченное тело. Мысли ее смешались, и уверенность в том, что этого нельзя допустить, быстро оставляла ее.

— Нам… надо… поговорить. Сейчас…

Неужели она всерьез рассчитывает, что он прислушается к этой слабой мольбе? Ей было трудно вымолвить даже эти слова, не говоря о том, чтобы что-то объяснять и доказывать: прикосновения его рук все глубже затягивали ее в водоворот чувств, в самом центре которого она чувствовала тупую боль.

— Я тоже хочу тебя. Ник, но…

— Кроме этих слов, ничего больше не желаю слышать.

Его продолжительный, страстный поцелуй окончательно лишил ее воли к сопротивлению. Почему бы не сделать то, чего ей самой так хотелось? В его объятиях она вновь почувствовала слабость и получила от этого удовольствие. Сильные, опытные пальцы спускались все ниже по спине. Она всем телом прижалась к нему, замерев в ожидании того, что должно было последовать. Руками она обвила его шею, и от прикосновения к его коже ее хрупкое, возбужденное и податливое тело снова охватила дрожь. Она уступила путавшему ее, но неодолимому влечению, которое само указывало ее телу, что следует делать. Перед глазами у нее поплыли красные круги. Она понимала, что еще мгновение — и она окончательно перестанет владеть собой и сдастся в сладостный плен.

И все же где-то в глубине ее затуманенного сознания звучал слабый предостерегающий голос. Возможно, голос Луизы Дельмар, советовавший противиться ее внуку.

— Ник, ты должен выслушать меня.

Он окинул ее настороженным, укоризненным взглядом, словно пытаясь настроиться на шутливый лад.

— Уж не собираешься ли ты снова охладеть ко мне?

— Нет. Клянусь, что нет. Если после того, как я все тебе расскажу, ты будешь относиться ко мне по-прежнему, я не стану противиться.

— Тогда рассказывай скорее. Ты просто с ума меня сводишь. — Он слегка погладил рукой ее бедро.