Изо всех сил - Алексей Николаевич Котов
Впрочем, мама оказалась права и в тот раз – дядя Вова к ним больше не пришел…
2.
Дом достался Насте в наследство от бабушки. Он был очень уютным, и внутри него прятались, как в теремке, целых три комнаты – «совсем большая», «просто большая» и «не такая уж и маленькая». Дом украшали невысокая, похожая на гриб-боровик крыша и синяя, веселенькая веранда. Настя любила бабушкин дом не меньше того, в котором она выросла, а может быть так же сильно, как и саму бабушку.
Теперь уже сама Настя, как и мама, преподавала литературу в старших классах. Она была замужем целых шесть лет, воспитывала двух желанных малышей – Олю и Игорька – и очень хорошо относилась к мужу Сергею.
На этот раз странная история началась с того, что зимой потекла крыша дома. Настя разбудила Сергея ночью, лишь только заметила небольшие потеки на потолке. Снаружи бушевала темная метель, но Сергей безропотно полез на крышу.
– Шифер на углу сильно треснул, – сказал он Насте, вернувшись через долгих полчаса. – Видно давно подтекало. Угол дома весь во льду и крайняя балка подгнила.
– Что теперь?! – одними губами спросила Настя.
Сергей пожал плечами:
– Крышу менять. Летом, конечно. Лучше всю целиком. Кирпичный угол я переложу, дело нетрудное.
– Это ты виноват! – вдруг закричала Настя на мужа. – Почему ты раньше не увидел этот дурацкий треснувший шифер? Ведь ты был должен!..
В общем, «почему» у Насти получилось много, причем каждое из них сопровождалось обязательным «должен». Сергей ничего не сказал в ответ. Он взял нужные для спешной починки инструменты и снова ушел в темную метель.
Настя села у окна и стала прикидывать в уме, во сколько обойдется неожиданный капитальный ремонт. Она ничего не понимала в строительстве и рассчитывала только возможности семейного бюджета. Подсчеты шли тяжело, потому что Насте не давала покоя мысль: а так ли уж сильно виноват в том, что случилось, Сергей?.. Они жили в бабушкином доме только третью зиму, на работе Сергей крутил баранку шофера не меньше десяти часов, и, кроме того, он часто работал и в выходные.
«Он ведь и не высыпается толком, – промелькнула вдруг в голове Насти хотя рассеянная, но уже теплая мысль. – А ведь Сережке еще и тридцати нет…»
Настя с досадой отмахнулась от глупой бабской жалости.
«Должен – значит должен!» – решила она.
Для ремонта дома нужны были деньги. И это был главный вопрос.
3.
Начало мая получилось таким, словно на небесной кухне погоды его готовили сразу три повара – зима, осень и лето. Майское солнечное прорастание то вдруг растворялось в сереньких дождях, то его обжигало короткими заморозками, то вдруг оно расцветало такой чарующей красотой, что весенней погоде легко прощали прежние оплошности.
Когда Сергей вернулся с работы, Настя проводила на веранде ревизию остатков зимних припасов,
– Насть, я на массаж записался, – еще с порога и словно извиняясь, сообщил он. – Пятьсот рублей сеанс.
– Сколько сеансов? – Настя как раз пробовала клубничное варенье и была явно недовольна его вкусом.
– Двенадцать. Можно и больше, но…
– Мог бы, и потерпеть, – оборвала мужа Настя. – У меня тоже спина болит, но я-то не ною. Сам знаешь, что деньги на ремонт нужны.
Спина у Насти действительно болела. В школе она занималась художественной гимнастикой и последствия травы, которую когда-то получила двенадцатилетняя девочка, ощущались до сих пор. Как правило, спина заболевала в апреле или начале мая, и боль медленно отступала до самого августа.
Сережка виновато улыбнулся. А Настя вдруг вспомнила об истории с лекарственным пузырьком, которую ей когда-то рассказала мама.
«Сволочь, – одернула себя Настя. – Какая же ты все-таки сволочь!»
– Ладно-ладно. Конечно, тебе нужен массаж, Сереженька, – уже вслух и, как-то искусственно, уже по лисьи улыбаясь, сказала Настя. – Иначе кто же будет крышу ремонтировать?
«И шутишь ты тоже как сволочь», – одернул Настю холодный внутренний голос.
Он был очень умным, этот голос, потому что помнил все страшные сказки, которые рассказывала Насте мама.
4.
В сущности то, что произошло с Настей дальше, любой психотерапевт назвал бы депрессией от усталости – учебный год уже находился на тяжелом излете, а кроме того, Настя подрабатывала репетитором. Она и сама себя именно так успокаивала, но почему эта странная депрессия началась так внезапно и именно тогда, когда она впервые в жизни назвала себя сволочью?
«Сначала пожадничала, а потом мужа, как рабочую лошадку, пожалела, – говорил внутри Насти холодный голос. – Жаль-жаль!.. Сколько же ты стоишь, такая жаднющая жаль?»
Настя снова и снова она вспоминала пузырек с лекарством и даже видела, как он брызжет осколками, с силой ударяясь о стену и, в конце концов, она перестала верить в то, что она – разумный, хороший и добрый человек. Она вспоминала мамины пустые глаза, когда та произносила страшную фразу, и все картонные домики из оправданий внутри нее, которые она старательно возводила, рушились.
«Любой из нас всегда сволочь, – мучил ее голос. – Чуть заденут человека – и сразу все наружу выскакивает. Посмотри-посмотри, разве это не правда?»
Настя вдруг с особой ясностью поняла, что, если уж честно, то она не очень-то и любит Сережку. Пусть она и вышла за него замуж, но все-таки ей раньше больше нравился Эдик Новослободский. Просто тогда, после школы, Настя вовремя поняла, что нужно Эдику, сдержала свой порыв и, словно отступая на заранее приготовленные позиции, влюбила в себя Сережку.
«Парень он с простинкой, но добрый и умный, – сказала о нем бабушка. – Лучше ты не найдешь».
«Да-да, – соглашалась с холодным голосом Настя, – так все и было».
Она не любила Сережку. Она вообще никого и никогда не любила, даже маму и бабушку. Они – умерли, но разве что-то изменилось для Насти? Совсем нет. Она и плакала-то всего два раза, а холодный внутренний голос уже тогда говорил ей, что ничего не вернешь, что всему свое время и что врачи не умеют творить чудеса.
Прошла неделя, потом еще одна. Настя потеряла аппетит, ее стала мучить бессонница, а темное пятно внутри нее, то самое, откуда звучал холодный голос, становилось все больше и больше. Настенька уже боялась его, потому что не было силы способной противостоять ему. Ведь холодный голос говорил только правду.
А потом Настя вдруг поняла, что осталась совсем одна. Рядом по-прежнему был Сережка и дети, но их словно и не было. Ведь
